"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Провал как на ладони, и едва поганец приближается к краю, я его успокаиваю. С одного, разумеется, выстрела. И летит он в яму. А я в журнал записываю – Япет велит учет производить для научных целей.
Десять.
Сразу двоих, но записываю как одного.
Серафима вчера приходила, стрелять училась. Встала возле провала и давай палить из автомата. Два диска расстреляла, набила кучу, ко мне забралась с довольным видом, учись, говорит, как надо, сразу полсотни штук Дура. Сегодня тоже прийти грозилась, отрабатывать
Ну пусть приходит, все веселее. Болтает много, анекдоты рассказывает, увлечение у нее такое – анекдоты сочинять. Несмешные, кстати.
Одиннадцать.
Двенадцать, тринадцать, еще два выстрела.
Я высунулся из кабины.
Вспомни Серафиму – она тут как тут. С пистолетами. Вся просто увешана пистолетами, наверное, по-оружейки приволокла.
Рукой мне помахала – и к провалу. Мрецы почуяли, оживились, стали поближе подбираться, а что, в Серафиме килограмм, наверное, пятьдесят, ценный продукт.
Мрецы наступали, Серафима дождалась, пока они не подойдут к краю провала, выхватила пистолеты, заорала что-то воинственное и начала отстрел. Дура.
Бестолковое занятие – стрелять вот в упор, да еще по почти неподвижным мишеням. Тупой и бессмысленный расход патронов, мне совсем не нравится, один выстрел, один труп, так всегда Гомер говорил.
Я старался сначала всего этого безобразия не замечать, но Серафима развела настолько оглушительно беспорядочную стрельбу, что у меня голова заболела. Даже Папа недовольственно мяукнул. Я плюнул и полез вниз.
Серафима упражнялась. Довольно неуклюже. Старалась стрелять из-за спины, из положения лежа, на звук. Грому много, толку мало.
– Ну как? – поинтересовалась Серафима, когда я подошел. – Шестнадцать штук уже завалила.
– Бестолковое занятие, – сказал я.
– Почему же? Сокращаю численность – это полезно.
– Это бесполезно. Трупов на каждом кладбище по несколько миллионов. Разной степени разложения. На всех патронов не хватит.
– Ты это Япету скажи.
– Я говорил, он не слушает.
– И правильно делает.
Серафима застрелила длинного мреца, никогда таких длинных не видел, две пули ей понадобилось, перерасход.
Неприятно все-таки. Когда они вот, в пяти метрах. И вонь слышно, и зубы видно – ногти, зубы и волосы продолжают расти. У некоторых. Хорошо хоть прыгать не умеют.
– Правильно делает, – повторила Серафима. – Тебя слушать… Неизвестно, что ты за человек пока, чтобы тебя слушать… А правда, что ты с навкой гулял? Говорят, у вас любовь…
Серафима захихикала, мне немедленно захотелось столкнуть ее в ров. Но я только сказал:
– Дура ты.
– Ага, дура… А правда, что она тебя тоже? Ну, типа, любит?
– Я же говорю – дура. Ты дура.
– Ага. Говорят, что она тоскует без тебя. Когда ты уходишь, она на стены кидается.
Едва не замахнулся. Честно, еще бы секунду, и влупил бы ей, прямо в лоб, в лобешник..
– Спокойно, спокойно! Это так трогательно, что я не могу просто.
Серафима снова стала стрелять. Пистолеты дергались у нее в руках, кисти слабые, никуда не годится. Но попадала. В упор любая дура попадет.
Патроны закончились, она спрятала пистолеты и достала револьвер. С коротким стволом, черный. Я позавидовал, сам давно хочу себе револьвер, даже у Петра одна рухлядь, а самоделку не хочется.
А у этой есть.
– Говорят, ты и сейчас к ней ходишь…
Бук Револьвер звучал совсем по-другому, серьезнее. И убойнее, мрецов отбрасывало на несколько метров, видимо, Серафима подточила пули.
– Говорят, ты ее выкрасть два раза пытался…
– Такие же дуры, как ты, и говорят.
Я разозлился и направился обратно, к крану. Зря она приперлась, только настроение портит. Бестолковая. Все они тут бестолковые, один другого хуже. Но эта Серафима… И чего она ко мне привязалась?
Мяв. Папа мяучил. Громко. Отрывисто.
– Кошака пора кормить, – усмехнулась Серафима. – Скорее, а то он тебе в ботинки нагадит!
При чем здесь ботинки? Нет, все же дура…
И тут же звук. Протяжный и страшный, как будто со всех сторон, и с неба, и из-под земли.
Я остановился. Оглянулся.
Мрецы замерли. Окоченели, как-то головы наклонили. Тоже, что ли, слушают…
Серафима перестала стрелять. Отбежала от провала. Ко мне поближе.
– Опять смерч, что ли… – перезаряжала револьвер. – Вот привязались… Про дожди из мертвецов слышал?
– Нет.
– А они бывают. Шнырь рассказывал. Один смерч разрывает кладбище, труперы вылезают, а другой их подхватывает. А потом они сыплются. Здорово?
– Здорово.
– А правда, что Петр за твой «Эндфилд» предлагал любую пушку, какая у него есть?
– Не «Эндфилд», а «Энфилд», с одним «д»…
– Это ты с одним «д», раз отказался, – перебила Серафима. – Выбрал бы вместо этого старья нормальную пушку, Петька электромагнитный резак сейчас как раз изобретает, можно труперов валить, как серпом по лебеде. И он с двумя «д» – «Эндфилд», по-английски «Конец поля»!
– Какого еще поля?
– Футбольного, что непонятно. Через все поле бьет, отчего и называется. Изучай английский, кошатник.
– Зачем мне английский?
– Как зачем? Есть пилюльки от дурости, а там инструкции всегда на английском. Вдруг повезет найти?
– Сама ты… С двумя «д»…
Папа уже орал. Звук повторился. Громче, даже глаза заболели.
– Что это?! – Серафима побледнела.
– Конец поля!
Звук. Прямо из-под ног.
– Тряс!! – заорал я. – Лежать!