"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16

Перумов Ник

События в Крисьярэ задержали поход на юг на восемь месяцев. И вот наконец-то было объявлено, что армия готова и выступает завтра.

* * *

Уч-Чаниль Агаши связывал с походом на Кунатал самые радужные надежды. Но перед самым выступлением его назначили комендантом захолустной крепости на восточных границах земель, признававших Йолура и Диритича. Само имечко этого места наводило уныние: Низкое Члухтё. Коменданту выделили полсотни ветеранов, считавшихся уже негодными к дальнему походу, и дали деньги на первое время и для набора ещё пятидесяти-ста воинов из местных. Больше, чем сто, ему строго запретили набирать. С отрядом ехал на осле священник, судя по всему, исполнявший роль йолуровского комиссара, а формально посланный окормлять гарнизон и окрестные поселения. Пару раз он так вежливо и непреклонно просил командира отменить приказания, что оставалось лишь послушаться. Так что даже единоначалия не предвиделось.

* * *

Перед походом на Кунатал Йолур напутствовал первую сотню специалистов и монахов, отправляющихся учиться, и заодно миссионеров, направляющихся в Аколлар.

— Сначала о поведении. Ни в коем случае не ругайте чужую веру, а если кто ругает нашу, либо уйдите, либо вежливыми словами заставьте его призадуматься или перейти на личные оскорбления. Используйте каждый случай, чтобы молиться принародно, не допуская ни демонстративности, ни скрытности. Но, если вы очевидно можете поспеть к часу молитвы в молитвенное помещение, делайте это, иначе опять получается демонстративность. Миссионеры, вы можете разговаривать о нашей вере прилюдно, лишь открывая второй глаз нашему единоверцу. Используйте каждый удобный момент, чтобы это делать, но, если видите, что ваши разговоры начали раздражать иноверцев, немедленно прекратите их и не возобновляйте время, потребное, чтобы страсти утихли полностью. Не публично говорите о вере с иноверцами: с ненадёжным человеком — лишь один на один, с теми, кому можно немного доверять — не более чем с двумя. С доверенными — не более чем с тремя. Разговор сами не начинайте, пусть начнёт видящий лишь Знание и боящийся обратиться к Богу без посредников. Если кто-то ещё из иноверцев появится во время разговора, прекращайте разговор, не стесняясь признать себя побеждённым. Ваша задача не побеждать — для этого есть воины, а осторожно освещать и обращать.

— Если, паче чаяния, вас начнут гнать за веру, не проклинайте гонителей и не сопротивляйтесь. Если можете, уйдите, если невозможно, молитесь за гонителей своих и за судей неправедных. Мщение оставьте тем, кто носит сабли. Гибель за веру — величайший подвиг, но излишнее рвение в вашем деле уничтожает все, даже самые великие, заслуги. Помните, что внушить излишнее рвение в благом деле — один из сильнейших и коварнейших методов Князя мира сего. Ваше дело не погибнуть, а просвещать. Вы — как хирург, осторожно снимающий бельмо с больного глаза: одно неверное движение, и человек навсегда искалечен.

— Важнейшей целью вашей является извлечь свет знания из покровов тьмы заблуждений Унылых и принести его правоверным. Но, помимо этой великой заслуги, вы можете достичь и других. Подмастерья, отправляемые на чужбину, получают полные права мастеров. И второй их великой заслугой будет привезти сюда жену, тем самым обратив её к свету. А ещё большей заслугой является, если в беседах с коллегами один на один вы постепенно покажете им свет лучшей веры и принесёте не только знания, но и носителей их. Но страшнейшим грехом, уничтожающим все ваши заслуги, будет, если вы окажетесь неосторожными и дадите повод, а ещё хуже причину, обвинить вас в нарушении принципа "Исповедовать, но не проповедовать". Так что будьте ласковы, не настаивайте на своём, а понемногу вселяйте в души заблуждающихся свет высшей веры и разрушайте их предубеждения о невозможности прямого обращения к Богу Единому.

— И ещё. Если кто из слепых на один глаз прозреет, пусть он произнесёт вначале новый символ веры наедине. Объясните ему, что он должен полностью излить свои сомнения и разрешить их, чтобы иметь право произнести символ веры публично. И пусть он при иноверцах или сомневающихся высказывает свои сомнения, а вы продолжайте убеждать его. И лишь по вашему знаку он должен прилюдно обратиться к Свету Знания. А если кто из иноверцев прозреет, пусть он произнесёт символ веры лишь перед отъездом на землю нашу или уйдя в общину Единобожников, дабы не раздражать зря иноверцев.

Так наставлял своих засланцев Йолур.

Полтора месяца шло войско Йолура к столице Правоверных. Двигались средними переходами, две третьих пути уже шло по землям народов и племён, признавших Йолура, и войско снабжалось из заранее подготовленных магазинов, одновременно пополняя идущий за ним обоз. Без боя вошли на землю "неприятеля", и почти без столкновений двигались дальше. Лишь порою кто-то давал отпор йолуровским фуражирам, после чего на это племя следовал карательный набег и, как правило, присоединение кочевников, почувствовавших силу и решимость противников, к армии Йолура.

Несколько крепостей не захотели признать новый символ веры. Первой из них оказалась Аллария на самой границе "зрячих" и "слепцов": небольшое, но хорошо выстроенное укрепление с сотней гарнизона. Йолур лично, несмотря на опасность, выехал на переговоры с комендантом Эх-Хаджаджем. Вояка, бедно одетый, но с драгоценной саблей и с медальоном за высшую храбрость на груди, счёл позорным оказаться осторожнее и тоже выехал навстречу вождю похода.

Йолур внимательно посмотрел на него. Испытующий взгляд прищуренных глаз выказывал недюжинную волю. Смуглое лицо со шрамами казалось воплощением холодной смелости и безжалостности, доходящей до крайней жестокости. Видно было, что этот человек уже считает, что живёт взаймы у Бога и совершенно не боится смерти — ни своей, ни своих людей и близких. Он приветствовал Йолура как обычного муфтия, но от благословения демонстративно уклонился.

— Доблестный воин, неужели тебе хочется оставаться на стороне тьмы? — произнёс Йолур, сразу же сочтя бесполезным апелляции к возможным жертвам, силе своей армии и слабости гарнизона.

— Свет бывает разный. Я вижу огонь в твоих глазах, но он может быть адским, — непреклонно ответил Хаджадж. — Лучше умереть, чем ввергнуть свою душу и души вверившихся тебе в пасть адскую.

Глаза коменданта тоже вспыхнули отнюдь не добрым огнём.

— Воин, адское пламя жестокости горит в твоей душе, и благодатный свет рассеет его и смоет все тяжкие грехи твои. Я вижу, что ты непреклонно идёшь Путём доблести, но уж очень много зла совершил на своём Пути. У нас в армии ты получишь тысячу, а не жалкий гарнизон, и сможешь продолжать идти своим Путём.

— Если ты мутанабби, лжепророк, то ты мудр. Посланец Кришны не может быть дураком. Нас мало, но крепость в полном порядке, провианта хватит надолго, внутри есть колодец. Гарнизон пойдёт со мной туда, куда я укажу. А ты не убедил меня, и я прикажу сопротивляться до последнего человека, а если вы ворвётесь в крепость, перебить всех жён и детей, чтобы они не стали вашими рабами.

Воины хотели напасть на дерзкого, но Йолур спокойно отпустил его в крепость и, оставив две сотни блокировать её, приказал принимать к себе перебежчиков. Но таковых не оказалось. А Хаджадж предпочёл сидеть в осаде: окрестные племена перешли на сторону Йолура и блокада, даже если он разобьёт осаждающих, всё равно продолжалась бы, а подкреплений ждать неоткуда. Подобным же образом поступили с ещё одной крепостью, комендант и гарнизон которой тоже наотрез отказались замиряться. Три крепости просто перешли на сторону Йолура. Возле остальных разыгрывались сцены, подобные состоявшейся у стен Вадди-Аттах.

Комендант побоялся выйти на переговоры, выкрикивал со стены оскорбления, демонстрируя храбрость. Но после первого же залпа огненными стрелами выслал вестника со знаменем мира и предложил сдать крепость в полном порядке, если ему и воинам разрешат уйти со всем имуществом. Диритич, улыбнувшись, согласился. Через несколько часов из крепостных ворот вышел пёстрый караван. По благословению Йолура, его окружили самые красноречивые муллы. Да и солдаты на присущем им языке тоже уговаривали беженцев не тупить и перейти на их сторону, вернуться в свой дом, пока он ещё не разграблен и не занят, и служить новому пророку и Диритичу. Так что с комендантом ушла едва ли треть воинов. Почти все семейные вернулись, произнеся новый символ веры. Они были приятно удивлены целостью оставленных жилищ.