"Фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– Данные старушки, я так понимаю, у тебя есть.
Инспектор согласно кивнул головой.
– Да. ФИО, адрес домашний, адрес нотариалки. Про фонд – глухо. Ничего бабка не знала. К пенсии прибавку давали – и ладно.
– Имя тётки, которая к ней заявлялась?
– Ира. Но сам понимаешь, документы у неё никто не проверял…
– Липа, – подытожил помощник. – Приметы?
– Баба как баба. Всё среднее: рост, полнота, округлость лица. Две руки, две ноги, где положено – дырки. Волосы каштановые, длины, опять же, средней. Возраст – не поймёшь. Для старушки любой, у кого седины нет – почти подросток.
– Дела… –
Кицунэ, дотоле молчавшая, не удержалась и вставила свои пять копеек:
– Да нам, женщинам, что перекраситься, что имидж сменить – раз плюнуть! А ещё есть магазины, где театральный грим продают…
Дальше продолжать девушка не посмела. На неё колюче уставилась две пары недовольных глаз.
– Знаем, Машенька, знаем…
Чтобы замять неловкую ситуацию, домовая привычно принялась перемывать и без того чистую посуду.
– Предлагаю поступить так, – вернулся к конструктиву Иванов. – Я завтра пробегусь по бывшим коллегам, поспрашиваю. Не могли такие номера без внимания остаться. А ты нечисть отработай. Они много видят и ещё больше знают.
Швец согласно кинул головой, снова взявшись за бутылку. Его уже довольно сильно развезло. Попытка налить очередную порцию обернулась провалом – парень попросту не попал в стакан и спиртное разлилось по всему столу. Кицунэ захлопотала с тряпкой.
– Знаешь, – неожиданно трезвым голосом проговорил инспектор. – Это подруга мамы была, на заводе вместе работали. Я её ещё маленьким помню… – и захрапел, положив голову на руки.
Серёга переглянулся с домовой.
– Маша! – негромко, чтобы не разбудить приятеля, веско проговорил он. – Не буди. Пусть отдохнёт.
– Да уж сама не без понятия, – огрызнулась девушка, украдкой стирая слезу. – Вот ведь бедняжка…
***
Антон спал до полудня, чем немало порадовал скучающую и скачущую от безделья по столам и подоконникам Мурку. Кошечка сначала с интересом трогала лапкой призрачное тело спящего инспектора, очень удивляясь отсутствию материальности, а потом забавно прыгала внутри полупрозрачного парня.
Маша, улыбалась; Серёга откровенно посмеивался от этого зрелища и даже пытался снять видео на смартфон. Не получилось. Швец, как всякий приличный призрак, на экране не отображался. Но ролик вышел всё равно смешной, и домовая пообещала залить его в интернет, на Муркину страничку в Инстаграме (да, оказалось, есть и такая).
Наконец Антон проснулся. Тяжело оторвав голову от стола, хмуро осмотрелся и инстинктивно потянулся к бутылке с минералкой, заранее приготовленной кицунэ для снятия похмельного синдрома. Рука ожидаемо прошла сквозь ёмкость. Инспектор невнятно ругнулся и включил материальность.
– А-а-а! Блин… – спросонья он не догадался убрать руку из пластиковой полторашки, и теперь глупо пятился на собственные пальцы внутри бутылки. – Вот я тупой! ТБ нарушил! Сколько раз твердили не материализовываться при проникновении!
Девушка завизжала от такого ужасного зрелища, из комнаты суетливо прибежал Иванов.
– Что случилось?!
– Вот, – глупо указал целой рукой на минералку инспектор. – Неудачно в реал вошёл.
Помощник с интересом посмотрел на плавающие внутри пальцы, на окрашивающуюся красным воду, перевёл взгляд на беспалую культю Антона, затем спросил:
– А почему из обрубков крови нет?
– Так я мёртвый, как-никак. Это в жидкости
Серёга удивлённо покачал головой.
– Ты вообще нормальный? У тебя пальцы срезало, а ты пивка требуешь. Пугливо мне как-то с таким начальством…
Антон повторно осмотрел пострадавшую конечность. С удивлением, как странного, очень редкого жука.
– Правая… Жаль. Она мне нравится больше…
– У тебя шок? – влезла Маша.
– Нет. Я сразу из материалки вышел, иначе выл бы сейчас от боли. Да и пальцы, смотрите, растворяются. Не могут они без меня. Не бойтесь, отрастут за недельку. У призраков с регенерацией лучше, чем у ящериц. В два счёта восстанавливаемся. Но водичку выбросьте. Я её так точно пить не стану. И пива теперь не глотнёшь… нда…
Домовая аккуратно, словно дохлую мышь, взяла бутылку кончиками пальцев за горлышко и с облегчением отправила в мусорное ведро.
Иванов между тем думал, как поделикатнее вернуться к вчерашнему разговору и скоординировать действия. Он видел, что тема для инспектора не простая, нервная. Потому не хотел лишний раз задеть за живое.
Помог выпутаться из непростой моральной дилеммы сам Антон.
– Ребят, – начал он. – Вы извините за вчерашнее. Накатило, сорвался. Понимаете, нам, в смысле имеющим доступ на Землю, нельзя видеться с оставшимися здесь семьями по целому ряду причин; да и страшно, если честно, на них даже случайно нарваться. До дрожи в коленях, до глубинного ужаса. Это мы, в Департаменте, вечно молодые, вечно бодрые. А представьте увидеть в очереди на Суд или просто на улице города своих детей. Старых, дряхлых. Вся их жизнь мимо прошла, и сказать нечего… Или узнать о смерти близких и понимать, что ты всегда был рядом и не смог помочь…
Маша молчала, помощник тоже. Любое их слово сейчас будет лишнее – оба чувствовали. Швец говорил медленно, от души, с глубоким, давно вынашиваемым надрывом.
– Тётя Люда меня, маленького, иногда к себе брала, когда мама во вторую смену работала. Весёлая такая мне запомнилась, смешливая… Всегда конфетами угощала из старого буфета. А на нём слоники фарфоровые стояли, пять штук… Большой – и меньше, меньше, меньше… Я попрошу – она мне их даст, и до самого маминого прихода ими в войну играю. Они у меня вместо тридцатьчетвёрок были… – глаза инспектора увлажнились и он, не стесняясь, вытер слезу рукавом. – Я мамину подругу и забыл почти, и не узнал бы, если бы она меня не окликнула. Стыдно… Человек мне столько хорошего сделал, а я мимо прохаживался… Тётя Люда мне: «Антошенька! Антошенька! Сыночек! Ты ли это? Да как вырос!» … Так и разговорились…
Дальше продолжать инспектор не мог. Заплакал. Больно, скупо, как это умеют делать только мужчины.
Через пару минут Швец успокоился, собрался.
– Одно радует. С мамой лет десять они не виделись. Потерялись в жизненной круговерти. Так что судьбу своих я не знаю… И не хочу знать! – выкрикнул он. – Я умер! Для них – умер!
– Успокойся, дружище. Успокойся, – пробубнил Серёга. Его немудрёный рассказ приятеля пробрал до печёнки.
Мурка, спрыгнув с подоконника на стол и впервые не убоявшись грозного окрика Маши, села перед инспектором и грустно мяукнула, склонив голову на бок и заглядывая ему в глаза.