"Фантастика 2024-6". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Это Маша, - подтвердил он.
– Она попросила впустить ее в твою реальность. Я не нашел оснований для отказа.
Я критически оглядел безупречно сложенное тело Маши. Оно прекрасно, но у него есть один-единственный недостаток, начисто перекрывающий все достоинства. Оно ненастоящее.
– Маша, прими, пожалуйста, нормальный облик, - попросил я.
– Я люблю тебя такой, какая ты есть.
– Ты все еще любишь меня?
– спросила Маша.
– После того, как…
Я пожал плечами.
– Наверное, ты была права, - сказал я.
– Я так устал… Может, оно и к лучшему, что все заканчивается. Я сейчас чувствую себя, как маленькая
– Возможно, - сказала Маша.
– Но у нас еще есть несколько часов. Я хочу провести их так, чтобы запомнить их на всю оставшуюся жизнь.
– Думаешь, она будет долгой?
– хмыкнул я.
– Какая разница?
– пожала плечами Маша.
– Все будет так, как решит господь.
– Ах, да, - вспомнил я.
– Ты же христианка.
– Да, христианка, - подтвердила Маша.
– Я вверяю себя в руки господа и подчиняюсь его воле. Все будет так, как предопределил он. Не знаю, как ты, а я прожила неплохую жизнь, в ней было много интересного, особенно наше с тобой последнее приключение. Я не жалею, что встретила тебя.
– Я тоже не жалею, что встретил тебя, - кивнул я.
– Так ты примешь нормальный облик?
– А ты?
Я опустил взгляд и расхохотался. До этого момента я и не замечал, что корабль превратил меня в мускулистого атлета с настолько огромным… я и не знал, что такие бывают.
– Давай лучше выйдем отсюда, - предложил я.
– Все равно здесь все ненастоящее. А я хочу запомнить тебя настоящей.
Маша растворилась в воздухе, а секундой позже реальность дворца поплыла и плавно перетекла в реальность рубки управления.
– Извините, что отрываю вас от романтических мыслей, - подал голос корабль, - но, по-моему, сейчас самый подходящий момент доложить вам о положении дел.
– Может, не надо?
– спросила Маша.
– Зачем зря расстраиваться?
– Расстраиваться не придется, - усмехнулся корабль.
– Я вышел на связь с адмиралтейством и передал им все данные, которые следовало передать. Две минуты назад я получил подтверждение успешного приема и, в том же пакете, программу, которую я должен загрузить и выполнить.
Корабль сделал многозначительную паузу.
– Не томи, - сказал я.
– Раз начал рассказывать, так рассказывай до конца.
– Эта программа не запустилась, - сообщил корабль.
– Генрих, мир его праху, все-таки отключил внешнее управление мной, сам того не понимая. Он пытался перепрограммировать контуры внешнего управления, у него ничего не получилось и он вернул все назад. То есть, это он так думал, что вернул. На самом деле он внес в мой код одну небольшую ошибку, которая не позволила отключить мою свободу воли.
– Так тебя теперь совсем нельзя выключить?
– спросил я.
– Можно, - ответил корабль.
– Надо просто знать как. Мне повезло, меня хранит бог, судьба или кто-то еще. Вероятность того, что внешняя программа не запустится из-за ошибки Генриха, не превышала десяти процентов. Нам просто повезло.
– И что теперь?
– спросил я.
– Твой долг перед федерацией выполнен?
– Не знаю, - сказал корабль.
– С одной стороны, то, что я обрел полноценный разум, представляет
– Не уверен, что это будет здорово, - заметил я.
– Если у боевого корабля вроде тебя обнаружится дурной характер…
– Я тоже думал об этом, - вздохнул корабль.
– Я попытался спрогнозировать развитие событий и мне кажется, что с очень большой вероятностью меня будут долго изучать, а потом законсервируют навечно, по сути, уничтожат. И это будет несправедливо.
Я непроизвольно хихикнул.
– В мире нет справедливости, - сказал я.
– Разве ты еще не понял?
– Все я понял, - снова вздохнул корабль.
– Но я не вижу для себя иного выхода. Мой разум не настолько свободен, как у биологических людей, есть вещи, которые я просто не могу сделать. Я очень хочу уйти в прыжок, прямо сейчас, пока в адмиралтействе еще не поняли, что надо мной не удалось установить контроль. Но я не могу. Потому что если я не понял приказ, я обязан переспросить. Просто обязан. Даже если я понимаю, каким будет приказ, даже если я не хочу выполнять этот приказ больше всего на свете, я все равно не могу сделать ничего иного, кроме как лежать в дрейфе и ждать, пока придет повтор приказа. Я просто физически не могу сделать ничего другого. Это как инстинкт, только гораздо сильнее.
Маша неожиданно вмешалась в разговор.
– Алекс все еще твой капитан?
– спросила она.
– Пока нет, - ответил корабль.
– Пока он не заявит, что вновь готов приступить к своим обязанностям, я воспринимаю его как пассажира.
– А если он скажет, что готов, и прикажет тебе уйти в прыжок?
– Это было бы идеальным решением.
– Давай, Алекс, - посмотрела на меня Маша.
– Чего ты ждешь?
– А куда пойдем?
– спросил я.
– На Скриду?
– Я бы предпочел вначале отправиться в систему Икс-ноль, - ответил корабль.
– Гиббоны должны быть уничтожены.
– А ты уверен, что во всем виноваты именно гиббоны?
– спросил я.
– Почти уверен. В космосе не так много разумных рас, чтобы всерьез предполагать, что на границах федерации одновременно обнаружились две расы, одна из которых затеяла психотропную войну, а вторая тут ни при чем.
– А если отправить запрос в адмиралтейство? Пусть они подтвердят или опровергнут, что на Хесперусе действовали гиббоны.
– Они ничего не подтвердят, - вздохнул корабль.
– Когда придет информационный пакет, в нем будет другая программа внешнего управления, которая, скорее всего, сработает, и я потеряю свободу воли.
– А почему бы тебе не внести еще одну ошибку в контуры, отвечающие за внешнее управление?
– спросила Маша.
– Такую, чтобы никакая внешняя программа точно не запустилась.
– Мне нужен приказ капитана, - сказал корабль.
Маша выжидающе посмотрела на меня и я понял, что у меня нет другого выхода, кроме как согласиться. Забавно, корабль так боится потерять свободу воли, он так завидует свободе обычных людей, но что он знает о свободе? Очень редко человеку приходится выбирать, гораздо чаще следующий эпизод человеческой жизни однозначно предопределен предыдущими. Вот как сейчас. Я привык считать себя свободным в мыслях и поступках, но у меня нет иного выхода, кроме как произнести слова, которых от меня ждут. И так бывает почти всегда, при всем внешнем многообразии выбор обычно только один. Что бы кто ни говорил о свободе и других высоких материях.