Фантом для Фрэн
Шрифт:
– Две, - неожиданно сказал шотландец. – До тебя. Первую любовь я пережил еще в ранней юности, это было такое же неопытное создание, как и я сам… А вторая…
– Она была разведенной женщиной старше меня, - признался археолог, повернув голову к Фрэн, несколько ошеломленной такой откровенностью. – Мы с ней долго были близки.
– А-а, - сказала Фрэн. – Понимаю. А у вас не…
Он покачал головой.
– Мы были осторожны, вернее, это она научила меня осторожности, - сказал Алджернон. – Кроме того, возможно, она просто не могла иметь детей.
Фрэн
– У тебя ничего не будет, - заверил он ее снова. – А даже если и будет… я к этому готов.
Фрэн чуть было не спросила его, когда он на ней женится, но промолчала. Удивительно: не из страха отпугнуть этого мужчину - он был не из тех, кто бежит от ответственности. А из страха отпугнуть свою семью и общественность. Должно быть, Алджернон это понимал, потому что ничего больше не сказал.
Он снова уснул раньше нее – но в этот раз уснул, обнимая ее. Фрэн некоторое время улыбалась, лежа в его объятиях с открытыми глазами.
Она знала, что сегодня ей не приснится ничего плохого – близость этого мужчины защитит ее.
Она ошибалась.
Утром Фрэн проснулась раньше Алджернона – может быть, совсем чуть-чуть, потому что он, в отличие от нее, был ранней пташкой. Но поспешила завернуться в халат и уйти в ванную, чтобы он не увидел ее осунувшегося лица и страха в ее глазах, не услышал, как быстро стучит ее сердце.
Нужно поскорее отправиться на работу. Хотя “на работу” значит отправиться к Нечерхету, который опять терзал ее полночи. А также к “второму экспонату”, о котором Фрэн запрещала себе строить догадки вообще; она уже бессовестно ограбила его, сделала с ним такое, за что в Древнем Египте жестоко казнили. А уж если эта мумия и в самом деле… в самом деле…
– Нет, пожалуйста, - прошептала Фрэн, сама не зная, кого об этом просит.
Она вышла из ванной, опустив голову, и дожидавшийся ее Алджернон положил ей руку на плечо. Фрэн на него даже не посмотрела.
– Опять? – спросил он.
Фрэн печально улыбнулась и ничего не ответила.
– Может, это как-нибудь лечится? – спросила она, хотя уже знала ответ. Это лечится только достойной жизнью – воздержанием от того, что считалось у давно мертвого народа тягчайшими грехами. Подумать только. Древних египтян уже больше двух тысяч лет как нет на свете*, а они все еще могут возмущаться осквернением своей памяти…
Они поели и убрались на кухне, не разговаривая друг с другом. Потом так же молча оделись и вышли из дома. На улице Фрэн взяла Алджернона под руку, потому что нуждалась в поддержке, и молчание перестало быть таким напряженным.
– Все будет хорошо, - сказал он ей.
Фрэн посмотрела на него и улыбнулась, вдруг ощутив себя на три тысячи лет старше этого человека.
Войдя в музей, Фрэн удивилась тому, что зал полон – хотя ей рассказывали об этом еще вчера; но сегодня у них были дела не в зале. Фрэн покосилась на Томаса Эйвона, работавшего
Интересно, а сон мистера Эйвона ничего не тревожит? Хотя Фрэн никогда не слышала, чтобы духи умели раздваиваться. Но зато для них ничего не значили расстояния и материальные препятствия – ее “фантазия” вполне могла наведаться за одну ночь ко множеству людей…
А кстати говоря, где Дарби?
– Алджернон, где Дарби? – спросила она.
– Понятия не имею, - ответил ученый. – Я и вчера его не видел.
Они посмотрели друг на друга.
– Мне это не нравится, Элджи, - сказала Фрэн.
– Мне это с самого начала не нравилось, - ответил археолог.
Они явно говорили о разных вещах.
Фрэн молча высвободила свою руку из-под его локтя и прошла вперед. Не глядя друг на друга, они зашагали в сторону зала, где все еще дожидалась своей очереди вторая мумия.
Долгая кропотливая работа над нею не дала почти ничего нового. Этот человек был мужского пола; он был богат; вероятнее всего, жил в эпоху Нового царства… его бальзамировали по всем правилам…
Ни точного времени жизни, ни имени его, ни положения взять было неоткуда.
– Вот так и с большинством находок, Фрэн, - сказал Алджернон, когда они сели отдохнуть в том же зале – Фрэн уже давно не смущала близость останков. Археологи, как врачи, воспитывают в себе терпимость и едва ли не восхищение малоаппетитными тайнами чужих мертвых тел.
– О чем ты говоришь? – спросила она.
– О неопределенности, - ответил ученый. – История умалчивает если не обо всем, то о большей части подробностей – точно. Думаю, мы больше ничего не узнаем о нем.
Фрэн сжала кулаки.
– Ах, как же жалко каноп… И книги… Чертов О’Нил…
У нее даже слезы выступили на глазах.
– Может быть, мы еще услышим о нем, - заметил Алджернон. – Не исключаю, что в связи с именем твоего Марка.
Фрэн приоткрыла рот.
Шотландец грустно улыбнулся.
– Я бы тоже хотел думать, что такие люди меняются, - сказал он.
– Но ведь Марк должен теперь скрываться от О’Нила, - сказала Фрэн.
– “В связи” не обязательно означает – в одной шайке, - хмуро сказал Алджернон. – Может быть, Дарби тоже сожалеет о пропаже каноп и папируса и решил предпринять активные действия в этом направлении. Но только с целью личной выгоды.
– Может быть, он еще объявится, - сказала Фрэн.
Но Дарби не объявился ни в этот день, ни в следующий за тем, ни в следующий за тем.
* Разумеется, подразумевается не существование египетского государства – а существование его самобытной культуры и духовности. Древний Египет пережил несколько завоеваний, ставших для него фатальными: персидское (VI в. до н.э.), греческое (IV в. до н.э.), римское (I в. до н.э.). Ко времени персидского завоевания страна уже находилась в упадке.