Фантом
Шрифт:
На столь конкретный вопрос Дима должен был бы знать ответ, но неожиданно понял, что не знает. На какое-то мгновенье он превратился в деда, который ходит по комнатам, проверяя, все ли в порядке; берет знакомые, принадлежащие ему вещи, переставляет их с места на место, чувствуя себя хозяином целого мира, находящегося внутри этих крепостных стен. Это было состояние покоя и умиротворения. Потом внезапно становился бабкой, рвущейся в город, потому что давит тишина и одиночество, и ты превращаешься из хозяина в узника…
Не решаясь определиться с ответом, он молча наполнил
– Возьми в шкафу, – сказал он.
Ира потянулась к верхней полке, где среди баночек, оставлявшихся Валей неизвестно для каких целей, краснела пачка сигарет, и Дима увидел, как Ирина майка медленно выползает из-за пояса джинсов. Ему вдруг захотелось увидеть хоть кусочек ее тела, хоть узкую полоску, но майка оказалась слишком длинной. В этом ему не повезло, зато полностью вернулось ощущение реальности – будто в кукольном домике неожиданно подняли крышу, и туда хлынул солнечный свет, вдыхая жизнь в маленькие фигурки, сидящие на стульчиках за столиком, покрытым лоскутом от старого халата.
Дима устал от воспоминаний. Он чувствовал себя опустошенным, но в то же время, очищенным от прошлого, и поэтому настоящее открывалось с новой пронзительной яркостью. Он взял в свои, обе Ирины руки. Она через стол потянулась к нему, даже привстала. Дима вложил свое лицо ее ладони. Он видел, что ей неудобно стоять, вот так, наклонившись, не имея точки опоры, но руки она не отнимала, и это его радовало.
– Вот сейчас мне хорошо, – признался он.
– Странный ты, – Ира погладила его по голове, – скажи честно, ты приглашал меня, чтоб поговорить о доме или?..
Вопрос кольнул самолюбие, вроде, не оправдал он оказанного доверия, но ответил сразу. Ответил так, как чувствовал – он слишком устал, чтоб анализировать, что можно сказать, а чего лучше не говорить в такой ситуации.
– Я об этом как-то не задумывался. Мне просто хорошо с тобой, а дальше, как получится.
– Наверное, получится… – она провела рукой по его лицу, прикрывая глаза, смешно играя с нижней губой, – потому что мне тоже хорошо с тобой. Но получится в следующий раз, если не передумаешь, – она встала, оставив недопитую рюмку, – мне пора.
– Почему?
– Дел еще полно.
Все произошло так неожиданно, что Дима даже не попытался удержать ее. Ира поспешно обулась, накинула ветровку. Единственное, что успел Дима, это поймать ее за руку и на мгновение притянуть к себе; почувствовал, как дернулось ее тело и обмякло. Ира подняла голову, закрыв глаза, и он целовал ее долго и нежно. Дыхание ее стало чаще, а ногти с силой впились в его спину. Когда она отпрянула, глаза ее блестели, а на щеках выступил румянец.
– Пока, – Ира выскользнула на улицу, не закрыв дверь.
Дима видел, как она чуть ли ни бегом, словно спасаясь от кого-то, добралась до калитки и исчезла,
Он вернулся на кухню. Облака табачного дыма казались почти осязаемыми. Распахнул настежь окна; опустился на табурет, глядя на остатки трапезы, на недопитую Ирину рюмку и слушая, как сквозняк шелестел в коридоре старой газетой. Взглянул на часы. Оказывается уже вечер, а он даже не заметил и, казалось, солнце тоже не заметило, потому что продолжало невозмутимо светить, даже не собиралось спускаться за горизонт.
Курить не хотелось – во рту и без того стоял горьковатый привкус. Пить тоже не хотелось. Бывает такое напряженное состояние, когда пьешь и не пьянеешь – наверное, организм просто отторгает алкоголь, не оказывающий привычного воздействия. Дима прошел в комнату и лег на диван. На сером потолке виднелись желтоватые пятна от прошлогодних дождей, когда на крыше съехал лист шифера, и вода напрямую устремилась в дом. Он вспомнил, как капли сползались в одну огромную каплищу, отрывавшуюся от поверхности, и с противным бульканьем падавшую в подставленное ведро. Повернулся на бок и закрыл глаза…
Неожиданно Дима услышал пение птиц и стрекотание кузнечиков. Ему даже показалось, что он реально чувствует прикосновение теплого ветерка и запах разогретой солнцем травы. Из этих ощущений постепенно, как бы раздвигая невидимый занавес, начала складываться картинка.
Сначала сквозь узкую щелочку ударил солнечный луч. Потом обзор стал шире, обнажив поляну с редкими ромашками, возвышающимися над жесткой, высохшей травой своими поникшими от жары белыми головками. На другом конце поляны чуть слышно шелестела листвой реденькая березовая рощица, вся пронизанная светом, прозрачная и ажурная, как опустившееся на землю бело-зеленое облачко.
Полотнища занавеса сомкнулись где-то за спиной, и Дима почувствовал под ногами горячую траву, слегка покалывающую ступни прошлогодней остью. Опустил голову и обнаружил, что стоит босиком, шевеля пальцами, наконец-то освободившимися после длительного заточения в обуви. Долго смотрел на свои ноги; на то, как через одну из них быстро перебежал муравей и скрылся, соскользнув вниз. Когда Дима снова поднял голову, то увидел посреди поляны столик на резных ножках, и это его почему-то не удивило. Он даже знал, что там должно находиться.
Действительно, это были шахматы – белые фигуры с его стороны и черные у отсутствующего противника. Но само сочетание фигур являлось настолько фантастическим, что он замер, растерянно вглядываясь в их блестящие деревянные головы. Смотрел он так долго, что фигуры начали сливаться в сплошную неясную шеренгу, терявшую конкретные очертания. Он только помнил, что позади ровного ряда белых пешек, по обе стороны от громоздкого короля в непропорциональной короне и ферзя, напоминающего детскую пирамидку, стояли кони. Шесть коней!.. По три с каждой стороны. И никаких других фигур. Это была странная партия.