Фантомная боль
Шрифт:
Я посмотрел на плавающих за стеклом рыб.
— Как они вам? — спросил официант.
— Большие, — оценил я, заказал коктейль месяца и твердо решил, что едва только его допью, как немедленно покину кафе. Нельзя реагировать на обращения на картонках, подброшенных вам на лестничную площадку.
Когда я уже выпил полстакана, надо сказать, отвратительного коктейля, в кафе появилась женщина с полиэтиленовым пакетом. Она направилась ко мне, но даже если бы она не шагала прямиком ко мне, я бы ни на секунду не усомнился в том, что передо мной та самая особа,
— Прости за опоздание, — сказала она.
С этими словами она сняла пальто и села.
Мне показалась несколько неестественной та поспешность, с которой она влетела в кафе и скинула пальто. В этом было что-то подозрительное и определенно странное. Не успела она как следует усесться, как принялась рыться в сумочке и зажгла сигарету. И даже это она делала как-то уж чересчур торопливо. Она напоминала актрису, которая точно выполняет все указания режиссера, но только в ускоренном темпе.
Мы посмотрели в сторону рыб. Она сделала жадную затяжку. Ее лицо напомнило мне мордочку тролля.
— Меня зовут Ребекка, — представилась она и протянула мне руку.
Она была совсем не маленькая — даже немного выше меня, — но я почему-то сразу же подумал о тролле. Не об уродливом тролле, а просто о тролле.
— Тебе тоже коктейль месяца или что-нибудь еще? — спросил я.
— Мне белого вина, — сказала она.
В жизни ко мне не раз цеплялись сумасшедшие. Одна женщина написала мне, что я должен жениться на ее дочери. После того как мы с ней несколько раз обменялись письмами, я получил послание от ее психиатра; он писал, что никакой дочери у нее нет, и намекнул, что ради пользы лечения мне лучше вообще не отвечать на ее письма. В последнем письме, которое прислала эта женщина, говорилось следующее: «Медсестры в закрытом стационаре намного красивее медсестер из дневного стационара, к тому же в закрытом стационаре они хотя бы знают свое дело и не боятся, если надо, обнять больного покрепче». Я тогда еще спросил свою жену, приходилось ли ей слышать что-либо подобное о закрытых отделениях, но она ответила, что работала только в открытых.
* * *
Любопытства ради я как-то раз попытался проникнуть в закрытый стационар, но меня не пропустили.
Ребекка зажгла вторую сигарету. Она курила с таким видом, словно ей приятнее было бы умереть сегодня, нежели завтра. Если бы я вел дневник, то мог бы сделать следующую запись: «Я повстречал тролля, которому не терпится умереть». Но дневника я не вел.
Мы оба стали наблюдать за рыбами.
— Тебе нравятся рыбы? — спросил я.
— Я провожу исследование.
— Исследование рыб?
— Я учусь на биолога.
Я кивнул, словно ничего иного и не ожидал услышать, и немного позже, чтобы как-то заполнить паузу, сказал:
— У них тут еще очень красивые динозавры. И коллекция бабочек.
— Я провожу целые дни в архивах. Для этого я сюда и приехала. Чтобы кое-что выяснить.
Вероятно, она, как и я, не любила динозавров. В этом я ее понимал. Но мне все же казалось, что коллекция бабочек должна нравиться молодым женщинам. Бабочки, хоть они и мертвые, — существа романтичные.
Я подумал, не спросить ли ее, не говорил ли ей кто-нибудь из знакомых, что она смахивает на тролля. По опыту я знаю, что такого рода вопросы надо задавать запросто. Все зависит от выбора слов. Если правильно подобрать слова, то можно говорить самые немыслимые вещи.
Пила она так же, как и курила. С какой-то поспешностью. Я не хотел, чтобы она сидела с пустым бокалом, и поэтому заказал по второму. Я бросил беглый взгляд на полиэтиленовый пакет. В этот момент она сказала:
— Да-да, не забудь про пакет.
— Он довольно объемный, — отметил я.
Мне почему-то расхотелось брать его с собой.
В нем могла таиться рукопись, которую я обязан буду прочитать и затем высказать свое мнение, а могло оказаться и кое-что похуже.
Невольно я вспомнил одно полученное мной письмо:
Уважаемый сэр,
Два года назад я послал Вам на Рождество свою книгу. Ваше молчание весьма красноречиво. Впредь я буду поступать с Вашими книгами так же, как Вы поступили с моей. И все же я был бы признателен Вам, если бы Вы в кратком письме дали знать, согласны ли Вы с содержанием и формой моего романа.
Убив некоторое время на поиски, я нашел рукопись, о которой шла речь, на самой дальней полке своего книжного шкафа и немедленно отослал ее отправителю с дружеской запиской:
В этом письме я хочу сообщить Вам, что в мои привычки не входит соглашаться или не соглашаться с романами, написанными третьими лицами. Я советую Вам послать Вашу книгу в разные издательства. Благодарю за оказанное доверие.
— А ты случайно не писательница? — спросил я мою визави.
— Случайно нет, и неслучайно тоже нет.
Она водрузила пакет на стол.
— У меня есть одна подруга, скульпторша. Она делает скульптурные портреты людей, которых видела по телевизору. Она сделала с тебя небольшой скульптурный портрет и, когда узнала, что я еду в Нью-Йорк, попросила: «Ты можешь ему это передать?» Вот как это получилось.
Я взглянул на полиэтиленовый пакет:
— Что — я не понял — делает твоя подруга?
— Скульптурные портреты людей, которых видит по телевизору, — она ходит по вечерам на занятия, потому что днем она работает в офисе.
— Значит, есть такая специальность — скульптуры с людей, которых показывают по телевизору?
— Нет, она просто учится на скульптора.
Я еще раз покосился на пакет. Тоска, настигшая меня вчера утром во время посещения трубочистов, охватила меня с удвоенной силой.
— Ей ее работа нравится?
— Какая работа?
— Ну, эта ее работа в офисе?
— Вроде бы нормально — она работает телефонисткой.
Я заказал еще один коктейль месяца — его вкусовые качества уже не имели никакого значения.