Фантош. Игра в открытую
Шрифт:
– Вот еще, я и так кидаю лучше тебя, сам тренируйся. Ты чего замер опять, Кир?
Вот и вознаграждение за мой выбор. Улыбается. С вызовом смотрит на Илюху, мол, видал что? Кому нужны твои развлечения, когда тут такое? Закончив все приготовления, Кир лег на кушетку, повернув монитор к нам, и сунул мне в руки беспроводную клавиатуру. Да, с курком и оптикой я управляться умею, а вот это для меня как для динозавра смарт-часы. Видимо, моя нервозность по этому поводу была ему заметна, поэтому Кирилл тихо сказал:
–
Дождавшись моего неуверенного кивка, Кирилл запустил программу, и на мониторе появились изображения: очертание головы и кудрявенький мозг, пока без признаков активности.
– У каждого человека своя индивидуальная вселенная… – начал объяснять мне Кирилл, и Илья тут же демонстративно захрапел на всю лабораторию.
Вот же засранец, неужели им все мало с Джексоном? Неустанно моего умника донимают.
– Илюх, я тебя пришью! – пригрозила я, утягивая бутеры к себе. А то принес мне и сам же половину уже смолотил. Желудок бездонный. – Или утоплю. Иди в бассейне барахтайся.
– Да ну! Мне не дано! Я по и суше неплохо передвигаюсь, – продолжал вредничать Илья.
– Кир! Ну, пусть он себе рот, что ли, забинтует? Он мне мешает! Сделай что-нибудь! – потребовала я у скромно наблюдающего за нами парня в датчиках.
– А он не может, – заржал Илья, – ему оборудование жалко! Вдруг я ножом в него попаду! Лаборатория – это зона моей безопасности! – победно заявил Илья, но тут же улыбка его пропала, как только Кир немного приподнялся, сказав:
– Я ведь могу выйти с тобой отсюда, не думал об этом?
– А у меня дела важные, – решил Илья и усвистел как ветер в поле.
Джексон хмыкнул, продолжая колдовать с моей кровушкой, а Кир наконец продолжил:
– Так вот, мозг – самый удивительный орган человеческого тела и несомненно самый важный. Он, как главный бортовой компьютер, собирает информацию со всех частей тела, управляет всеми его функциями, от детальнейшей регулировки жизнедеятельности до сложного поведения и возвышенных размышлений. Но не об этом. Я покажу тебе, как выглядят различные эмоции. Мои, которые ты не видишь, и там, где их спрятать невозможно…
В этот момент Кирилл включил что-то, и на схематичном мозге загорелись много разных разноцветных точек, действительно – звездный сгусток вселенной. И то, что это именно в его голове такие яркие и разноцветные светящиеся точки, его мир, меня вгоняло в трепетный восторг. Некоторые из них мелькали, то появляясь, то пропадая, и вдруг добавились совсем новые, другого цвета, и сразу же сплелись с остальными, не уступая им в яркости.
– Боже, это самое красивое, что я видела, Кир! – восхищенно прошептала я. – Просто волшебно, расскажи мне про них. Про светлячков.
Я услышала, как облегченно выдохнул пациент и, повернувшись к нему, попала в плен его глаз. Отражающаяся в зрачках картинка монитора добавила
Обхватив мое лицо ладонями, Кир приблизил свое, недвусмысленно опустив взгляд на губы. Его горячее дыхание было рваным, а сердце колотилось, норовя выскочить из груди прямо мне в ладони, которыми я уперлась в его грудь, чтобы не рухнуть.
– Это было волнение. Я переживал, – выдохнул мне в губы Кир и порывисто прижался своими в самом чувственном поцелуе в моей жизни. От которого по телу пробежала мелкая дрожь.
Он будто открывался мне полностью, показывая, насколько для него важно мое мнение или я сама. Наши губы нежно и трепетно ласкали друг друга, как будто это первый поцелуй, поначалу робкий и неспешный, но все больше углубляющийся и страстный. Крепкая ладонь скользнула на затылок, и, уже не сдерживаясь Кир проник языком, раздвигая губы, встречаясь в жарком танце с моим, лаская его и кружа. Задевая небо кончиком языка, и у меня уже улетучились все мысли из головы.
Мы настолько увлеклись и потерялись в пространстве, что появившийся жужжащий звук как гром среди ясного неба прервал наш поцелуй.
– Центрифуга, – улыбаясь, пояснил Кир, глядя в мои круглые с перепугу глаза, – Джексону для анализа нужна твоя плазма.
– Я через пару минут выйду, вернусь через десять, сильно не увлекайтесь, – подергав бровями, сообщил Джексон, от которого, конечно, не укрылся наш метод исследования мозга Кира.
– На всякий случай постучи, – посоветовала я, вызвав хриплый смешок Кира.
И, конечно, тут же уставилась в монитор, чтобы найти отражение, точнее, место рождения этой редкой в его случае эмоции.
– Вот она, – безошибочно отгадал Кирилл, что я ищу.
– А это что? – заинтересовалась я самым привлекательным, по моему скромному мнению, кусочку, яркому и мерцающему.
– Это ты, – просто ответил Кир, опять испытующе глядя на меня.
– Ага, Лерка, это стопудово ты, это стресс, – отомстил напоследок Джексон и быстро покинул лабораторию.
– Правда, я стресс для тебя? – расстроилась я, хотя, конечно, ожидаемо, что уж тут.
– Не совсем, ты для меня почти все на этой картинке. Радость, счастье, влечение и стресс являются неотъемлемой частью любви, без них не создаются новые нейронные связи, которые потом станут необходимостью. Я буду желать испытывать это снова и снова. Так рождается это чувство. Ты заполняешь очень большую часть этой вселенной, Лера.
Кирилл все болтал и болтал о сложности и процессе появления чувств, привычек и чего-то там еще, а в моем мозгу уже билось только одно слово. Любовь. Это он мне признался так оригинально в своих чувствах? Или я слышу то, что хочу слышать?