Фантум 2012. Локальный экстремум (сборник)
Шрифт:
– Э э… вы хотите сказать, что культурные люди не занимаются пиратством?
– Культурные люди, мистер Островски, не скачивают произведений искусства с пиратских сайтов. Ведь и вы платите за утреннюю газету или одноразовую посуду, а не вытаскиваете то и другое из мусорных баков, хотя там бесплатно.
И пока Сергей переваривал сопоставление утренней газеты с одноразовой посудой, а себя с культурными людьми (преисполняясь особой признательности за «ведь и вы»), доктор Гринуэй завершила свою мысль:
– А теперь извините меня, но сегодня много работы. Замечу только, что вам следовало
При взгляде на Мольвига вспоминались истории про эльфов, пристрастившихся к человеческим порокам, но неспособных спиться до смерти по причине бессмертия. Выглядел он лет на пятьдесят и был бы эффектен – острый профиль, усы и светлые волосы, не густые, зато длинные, – если бы не избыток роста при катастрофическом недостатке веса. Ощущалась в нем некая нереспектабельность, что-то из древних времен, когда в этом самом квартале обитала нищая богема и художник-иллюстратор на гонорар мог купить разве что колбасы. Даже коричневый загар как будто приобретен во время безденежных летних странствий, а чистые штаны и рубаха – только что подарены обществом «Женщины против алкоголизма». Впрочем, Сергей уже пошарил по Сети и теперь знал, кто такой Генри Мольвиг. В «Дольфин Букз» постарались приобрести всё самое лучшее для проекта десятилетия. А при таком портфолио можно выглядеть как угодно.
В отличие от редактрисы, художник встретил гостя дружелюбно. Может, ему надоело трудиться и хотелось поболтать.
– Кофе, мистер Островски? – Он прошел за перегородку, такую же, как в комнате у Гринуэй, и без церемоний поманил за собой Сергея. – Я добавляю корицу, вы не против?
– Буду очень признателен. У вас есть кофе-машина?
– У всех есть. Руководство проявляет заботу, – палец Мольвига застучал по кнопкам. Множественные коричневые ободки на прозрачном стекле кофейника, а также круги от чашек и бурые кляксы на всех горизонтальных поверхностях подтверждали, что заботу руководства он оценил в полной мере. – Фактически это как маленькая кухня – кофеварка, микроволновка, и мы можем заказывать любые вкусности, счета оплачивает издательство. Для обедов, конечно, тут есть кафе.
– Вы можете заказать всё, что захотите?
– Хм… вероятно, я не могу заказать выточенного изо льда лебедя, полного черной икры, – задумчиво произнес художник. – Но на самом деле я еще не пробовал. А все мои пристойные желания удовлетворялись мгновенно.
За перегородкой, помимо кухонного уголка, была кровать с переменной высотой изголовья, прикроватная тумбочка и шкаф. На кровати, прямо на смятом покрывале, лежал предмет, который в своем роде стоил ледяного лебедя. Присутствие его было… неожиданным.
– Это детская вертушка, – вежливо объяснил Мольвиг, проследив за его взглядом. – Я должен ее нарисовать. Извините, не могу рассказать подробнее. Собственно, тот факт, что я рисую вертушку, уже спойлер.
Он поднял над головой игрушку и взмахнул ей, как ракеткой. Пропеллеры из разноцветной фольги весело завертелись, посверкивая под лампой.
– Ее вы тоже заказали по Сети?
(Интересно, а если понадобится нарисовать, допустим, широкополосный передатчик?..)
– Не совсем так. Я посылаю свои
– Ваши заказы когда-нибудь отклоняли?
– Нет, насколько помню. Вот наш кофе.
Кофе отличный, в меру крепкий и сладкий. Ненавязчивый запах корицы казался лишь особенностью сорта.
– Вам нужно сделать много рисунков?
– Что ж, полагаю, это не тайна. Примерно столько же, сколько и к предыдущим частям, – заставка и финальная виньетка к каждой главе, небольшие иллюстрации к основным эпизодам, несколько крупных. Показать не могу, сами понимаете.
– Я считал, что иллюстрирование – нудная работа. Вы не страдаете от монотонности?
– Да нет. Тут больше свободы, чем кажется. Даже такой зануда, как Камата – в хорошем смысле зануда, конечно, – не может описать всё… весь видимый образ. Львиная доля остается нам. Я особенно люблю рисовать Марту. Она чудесная, хотя и дурочка.
– А ваши иллюстрации пираты не похищали?
– Эти, к Камате – нет. Украли только текст.
– А другие? – Сергей спросил из вежливости: в конце концов, после того как принят новый закон об интеллектуальной собственности, крадут только действительно ценные вещи.
– Что-то бывало. Но я плохо помню, что именно, этим занимаются мои агенты.
– Я могу спросить о вашем рабочем процессе? Вы читаете главу?..
– Увы, приходится, – Мольвиг комично поднял брови. – Рисовать картинки, не читая романа, – в этом выразилась бы высшая суть иллюстративной работы. Но господин Камата консервативен, он желает видеть именно то, что написал.
– Вы при этом сидите за рабочим столом?
– М м, нет. Устаю долго сидеть, начинает болеть шея. Я читаю лежа – забираю текст в е книжку и ложусь вот сюда, – художник махнул длинной ручищей в сторону кровати. – Показать, как?
– Спасибо. – Кровать отделена от окна перегородкой, экран книжки повернут к изголовью… без шансов. – Всего наилучшего, мистер Мольвиг, простите, что помешал.
У верстальщиков была общая рабочая комната. Сейчас в ней над огромным, в газетный лист, тач-скрином сидели двое – муж и жена средних лет, а может быть, давние коллеги, увлеченные профессиональным спором.
– …Но это не годится. Это просто ужасно, ты не согласен?
– А иначе на малом формате плохо обтекает рисунок, тут длинные слова! Гляди, если три на семь дюймов, а пользовательский кегль больше десяти…
– Ничем не могу помочь. Попробуй вспомнить, чему тебя учили.
– Тогда я смягчу правила переноса? Только на этот абзац!
– Ты еще трехколонником его разверстай.
Судя по тону, последняя реплика была оскорблением. Сергей считал, что очарование текста происходит от слов, из которых он состоит. Но от специалистов слышал, что это дилетантский взгляд, что истинное дао – в верном выборе шрифтов, среди коих бывают «плебейские» и «академические», а также ширины полей, размера пробелов между словами, расстояний между буквами и прочих мелочей. В ответ на попытку Сергея представиться женщина, не оборачиваясь, рявкнула: «Через полчаса!» Мужчина совсем не отреагировал.