Фарамунд
Шрифт:
Глава 11
Прошла неделя. Он объезжал села, принимал коммендации, так именовалась присяга вольных франков, когда они отдавались под его покровительство. За это он обязывался их защищать, а если его защита им покажется недостаточной, то они так же вольны отказаться от его меча.
Приходилось таскать с собой отборное войско, чтобы своим видом с одной стороны устрашали, с другой — внушали уверенность: такие воины сами любого сомнут и сожрут печенку прямо на поле схватки. Разоренные набегами, грабежами села принимали его защиту охотно, к тому же его
Через неделю возвращались, падая от усталости, Вехульд толкнул его в бок так, что Фарамунд едва не свалился с седла:
— Не спи! В замке гости.
Фарамунд вздрогнул.
— Откуда знаешь?
— Вон, посмотри на башню.
Кони как раз вышли из леса и, чуя скорый отдых, во весь опор понеслись к крепости. Фарамунд различил на башне шест с голубой тряпкой. Когда уезжали, его не было.
— Это я велел, — объяснил Вехульд. — Старая военная уловка! Если враг захватит крепость, то чтоб тряпку повесили зеленую. Если гости — голубую. Если ничего не изменилось, то...
Ветер свистел в ушах. Грудь раздувалась, то ли от вбитого туда плотного воздуха, то ли от безумной надежды увидеть в своей крепости самую чистую и нежную девушку на всем белом свете.
Их заметили издали, ворота открыли сразу, не дожидались, пока остановятся, хозяин страшен в гневе, Фарамунд погнал коня к своему дому.
Сердце затрепетало, у коновязи мерно потряхивали торбами, подвязанными к мордам, знакомые кони Тревора и Редьярда. Все двери подвалов настежь, а когда Фарамунд соскочил на землю, из дальнего показалась приземистая фигура, за ней вторая, такая же медведистая, словно два лесных зверя покидали берлогу. Оба одинаково остановились на пороге, одинаково прикрыли глаза от яркого солнца.
Громыхало заметил Фарамунда первым, радостно заорал:
— А, хозяин!.. У нас гости! Я тут показываю, где что лежит...
— Разумеется, — сказал Фарамунд саркастически, — начал с самого интересного. Добро пожаловать, Тревор. Что-нибудь успели увидеть еще?
От обоих пахло вином мощно, одуряюще, словно искупались в бочках, хотя одежда сухая, только на груди мокрые пятна, да кончики усов вытянулись сосульками.
Тревор прогудел:
— Да нет... Твой управляющий успел показать все. А сюда заглянули напоследок. Просто промочить горло. Надо сказать, хорошее у тебя хозяйство, Фарамунд.
Он по-прежнему не называл его ни хозяином, ни господином, но Фарамунд жадно ухватился за похвалу:
— В самом деле, хорошее?..
— Точно, — сказал Тревор. — Можно подумать, что ты до потери памяти был... или бывал управляющим. Все умело сложено, ничего не забыто. В такой крепости жить можно.
Фарамунду показалось, что старый воин вложил в последние слова добавочный смысл. Он спросил торопливо:
— Ты это передашь Лютеции?
Тревор прямо посмотрел ему в глаза:
— Если ты еще не отказываешься от своих слов... мы с Редьярдом сегодня же начнем уговаривать ее переехать сюда. Нехорошо это говорить, но покровительство Свена ее тяготит больше, чем меня или Редьярда. А нам он, если честно, уже поперек горла. Никому не нравится, когда попрекают куском хлеба!
Из дома вышел Редьярд. Заколебался,
— Вообще-то наши мечи — неплохая защита за кров, который он предоставил. А за хлеб и мясо мы всегда платили сами!
Он тоже никак не назвал Фарамунда, но тот и не собирался спугивать удачу, кивнул сочувствующе, сказал Тревору:
— Если вы сумеете уговорить Лютецию принять эту крепость... в дар, я просто покину ее, чтобы не тревожить.
Редьярд поперхнулся, а Тревор вытаращил глаза. Громыхало хмыкнул, молодецки расправил плечи, уже понял. Тревор спросил:
— Я что-то туго соображаю сегодня...
— У меня людей, — объяснил Фарамунд, он придумывал на ходу, надо бы говорить медленнее, взвешивать каждое слова, но слова полились бурным потоком: — уже втрое больше, чем надо для обороны этой крепости. И все ищут с кем бы подраться. Меня уговаривают двинуться дальше на юг. Там города богаче, люди толще, а сливы крупнее. Эта крепость останется вам, точнее — Лютеции. Я оставлю людей достаточно, чтобы все работало. Если хотите, то заберу с собой, а вы поставите своих... У вас, правда, всего шестеро, но остальных можно набрать в окрестных селах.
Глаза Тревора заблестели. Редьярд слушал недоверчиво, Фарамунд все время чувствовал его ощупывающий взгляд.
— Ты слишком щедр! — воскликнул Тревор. — Редьярд, вели подать коней. Мы сейчас же возвращаемся в крепость. Пусть меня черти утащат в свое царство и сделают рексом над всеми рогатыми, если я не сумею уговорить Лютецию!
Редьярд, не говоря ни слова, пошел к коновязи. Фарамунду его походка показалась легкой, чуть ли не подпрыгивающей.
От возбуждения он не находил себе места. Он не мог ни сидеть, ни лежать, даже в седле быстроногого коня хотелось соскочить и понестись впереди, ибо все такие медленные, спят на ходу, а там впереди Лютеция!
— Рекс, — сказал Громыхало предостерегающе. — Рекс!.. Опомнись?
Фарамунд остановился, голова его повернулась с такой скоростью, что хрустнули шейные позвонки:
— Что?.. Ты о чем?
— О том же, — пробасил Громыхало. — Возьми себя в руки.
— Что?.. А, ты о... Слушай, я так рехнусь. Крикни, чтобы оседлали мне моего Ворона. Если хочешь, езжай со мной.
Громыхало кивнул:
— Конечно, поедем вместе. А куда?
Фарамунд засмеялся:
— Ты хорош, хорош! Даже не спросил, куда. А если в преисподнюю?
— Ну что ж, — ответил Громыхало мужественно, — и там поставим свой бург, отвоюем земель... Это ж здорово: иметь целое войско демонов!
Но когда бодрые застоявшиеся кони вынесли их как ветер за ворота, Громыхало забеспокоился:
— А куда это нас прет?
За ними мчалась только личная дюжина всадников, лучшие из лучших, их отобрал сам Громыхало.
— А что вдруг забеспокоило?
— В той стороне только городок Люнеус, — ответил Громыхало с беспокойством. — А там настоящий римский гарнизон. Если уж его брать... хотя не понимаю, зачем он нам, то там наши двенадцать человек, гм... Там и двенадцать тысяч будет мало!