Фараон и наложница
Шрифт:
Стража оборонялась отчаянно и храбро, осыпая нападавших градом стрел. Стоило одному из стражников пасть замертво, как другой вставал на его место, бросая вызов смерти, а командиры верхом скакали вдоль стен и руководили сражением.
Глядя на эти трагичные сцены, фараон услышал позади себя голос, который он знал слишком хорошо.
— Мой повелитель.
Он тут же обернулся и с изумлением увидел стоявшую в двух шагах от него царицу.
— Нитокрис?! — удивленно воскликнул он.
Голосом, исполненным печали, царица произнесла:
— Да, мой повелитель. Мой слух раздирали скверные выкрики, каких Долина Нила никогда не слышала,
При этих словах она опустилась на колени и склонила голову. Софхатеп удалился. Фараон взял Нитокрис за руки, поднял ее и глазами полными изумления уставился на нее. Фараон не видел ее с того дня, как она явилась к нему, а он упрекнул ее самым жестоким образом. Он был глубоко уязвлен и смутился, однако крики толпы и сражающихся людей вернули его к действительности.
— Благодарю тебя, сестра, — сказал он. — Пойдем взглянем на мой народ. Он явился пожелать мне счастливого праздника.
Царица опустила глаза и с горечью в голосе продолжила:
— Их уста изрекают ужасающие богохульства.
Злая ирония фараона сменилась безудержной яростью. С полным отвращением он произнес:
— Безумная страна, удушливая атмосфера, запятнанные души, измена. Вероломство и предательство.
При упоминании слова «измена» глаза царицы застыли в ужасе, она почувствовала, как у нее перехватило дыхание, а волосы на затылке встали дыбом.
Неужели то, что толпа выкрикивала ее имя, породило сомнения? Неужели фараон в отместку начнет обвинять ее, ведь она всем сердцем переживала его беды, сама пришла к нему, а он стал оскорблять и непочтительно говорить с ней? Такая мысль сама по себе ранила царицу в самое сердце.
— Как жаль, мой повелитель. Я ничего не смогу предпринять, кроме как разделить твою участь. Мне остается лишь гадать, кто стал предателем и как свершилась измена.
— Предатель — тот гонец, кому я доверил свое письмо. Он передал его в руки врага.
Удивившись, царица сказала:
— Мне неведомо ни о письме, ни о гонце. Пожалуй, уже поздно рассказывать мне об этом. Я хочу лишь одного — встать рядом с тобой перед народом, выкрикивающим мое имя, дабы он узнал, что я верна мужу и выступаю против тех, кто проявляет враждебность к тебе.
— Благодарю тебя, маленькая сестричка. Однако из этого ничего не получится. Мне остается лишь умереть с достоинством.
Затем фараон взял ее за руку и повел в комнату, где предавался размышлениям, отодвинул занавеску, опущенную на дверь. Они оба вошли в роскошное помещение. В нем самое заметное место занимала ниша, высеченная в стене. Там стояли статуи прежнего фараона и царицы. Царские отпрыски подошли к статуям своих родителей, безмолвно и покорно встали перед ними, глядя на них печальными глазами. Фараон подавленно спросил:
— Что ты обо мне думаешь?
Он умолк, будто дожидаясь ответа. Беспокойство снова охватило фараона, и он разозлился на себя, затем его взор остановился на статуе отца.
— Ты передал мне великое царство и древнюю славу, — произнес он. — И как я распорядился ими? Едва минул год, как я успел воцариться на троне, а надо мной уже нависла гибель. Увы, я позволил растоптать свой трон всем без исключения, а мое имя склоняет всякий язык. Я заслужил себе имя, каким прежде не называли ни одного моего предка: беспутный фараон.
Юный фараон опустил голову в растерянной задумчивости, он мрачным взором уставился в пол, затем снова взглянул на статую отца и пробормотал:
— Может быть, в моей жизни ты обнаружишь много унизительного для себя, однако моя смерть не опозорит тебя.
Он повернулся к царице и спросил:
— Нитокрис, ты простишь мой проступок?
Она уже не смогла выдержать, из ее глаз хлынули слезы.
— В этот час я забыла обо всех своих бедах.
Он был глубоко взволнован и сказал:
— Нитокрис, я причинил тебе зло, я посмел ранить твою гордость. Я был несправедлив к тебе, моя глупость создаст тебе легенду, которой будут внимать с удивлением и неверием. Как это произошло? Мог ли я изменить течение своей жизни? Жизнь погубила меня, мною завладело слепящее безумие. Даже в этот час я не способен выразить сожаление. Как трагично, что ум может разобраться в нас и наших смешных глупостях, но все же не может ничего исправить. Тебе доводилось видеть что-либо похожее на эту жестокую и беспощадную трагедию, выпавшую на мою долю? Даже в этом случае люди извлекут из нее пользу лишь в риторике. Безумие не исчезнет, пока живы люди. Нет, даже если бы мне было суждено начать жизнь заново, я бы снова ошибся и погиб. Сестра, мне все ужасно надоело. Какой смысл тешить себя надеждами? Лучше будет, если я ускорю конец.
На его лице появилось выражение решимости и безразличия. Она изумленно и с тревогой в голосе спросила его:
— Какой конец, мой повелитель?
Фараон торжественно ответил:
— Я ведь не жалкий выродок. Я не забыл о своем долге. Какой смысл бороться? Все верные мне люди падут перед врагом, превосходящим число листьев на деревьях, и моя очередь обязательно настанет, когда тысячи воинов и верных мне людей погибнут. Я не робкий трус, кто хватается за слабый проблеск надежды, отчаянно не желает расстаться с жизнью. Я остановлю кровопролитие и сам предстану перед толпой.
Царица ужаснулась.
— Мой повелитель! — воскликнула она. — Неужели ты желаешь обременить совесть преданных тебе людей, вынуждая их отказаться от твоей защиты?
— Точнее, я не желаю, чтобы они напрасно жертвовали собой. Я один выйду навстречу врагу, чтобы мы могли рассчитаться друг с другом.
Нитокрис была страшно раздосадована. Она знала, сколь он упрям, и потеряла надежду переубедить его. Спокойно и твердо она произнесла:
— Я останусь рядом с тобой.
Фараон был потрясен. Взяв ее за руки, он начал умолять ее:
— Нитокрис, ты нужна этим людям. Они сделали хороший выбор. Ты достойна править ими, так что оставайся с ними. Не появляйся рядом со мной, иначе они скажут, что фараон прячется от разгневанного народа за спиной жены.
— Как же я могу оставить тебя?
— Сделай это ради меня и не предпринимай ничего такого, что навеки лишило бы меня чести.
Царицу охватили растерянность, отчаяние и печаль. Потеряв надежду, она воскликнула:
— Какой страшный час!
— Таково мое желание, — сказал фараон, — выполни его в память обо мне. Пожалуйста, умоляю тебя, не упорствуй, ибо каждую минуту напрасно гибнут доблестные воины. Прощай, добрая и благородная сестра. Я ухожу, зная, что в мой последний час ты останешься чистой. Тот, кто обладает безграничной властью, не может довольствоваться заточением во дворце. Прощай, мир. Прощайте мой трон и страдания. Прощайте, вероломная слава и бессмысленные приличия. Моя душа отвергает все это. Прощай, прощай.