Фараон
Шрифт:
Ирас же говорил ей, что тот, кого укусила кобра, уходит прямиком к богам, потому что в яде змеи содержится эликсир бессмертия. Ведь это — божественная кобра, чья голова вздымается над короной Египта, в течение тысяч лет охраняя фараонов. Когда египтяне узнают, каким путем царица отправилась к богам, они будут знать: Клеопатра VII не умерла, но заняла свое законное место среди бессмертных.
Клеопатра настороженно смотрела на корзины, в которых таились ядовитые гады.
— Вам не обязательно присоединяться ко мне, — обронила она своим спутникам. —
Хармиона просто покачала головой. Ирас отозвался:
— Думаешь, я позволю своей царице предстать перед богами с неуложенными волосами и в измятом платье? Я пойду вместе с тобой к богам как твой божественный прислужник.
Хармиона взяла царицу за руку.
— Нам уже много лет не нужны слова, Клеопатра. Ты была моей жизнью здесь, на земле, и я буду с тобой там, в смерти. Такое обещание я дала царю.
— Моему отцу? — спросила Клеопатра.
— Двум царям, твоему отцу и императору, — ответила Хармиона. — Такова была его последняя просьба ко мне: «Храни ее, пока мы не встретимся снова». Я вручу тебя ему лично, иначе его разгневанный дух вечно будет преследовать меня.
— Никогда бы не подумала, что услышу, как ты называешь императора царем.
— Он был царем, потому что его избрала великая царица.
Клеопатре не верилось, что мягкосердечный евнух, который так нежно причесывал гребнем ее волосы, так ловко и любовно вплетал драгоценные камни и золотые булавки в ее локоны, сможет взять в руки огромную смертоносную змею. Однако он отважно открыл корзину и осторожно убрал гирлянды, хранящие секрет.
— Почему они не шевелятся? — спросила Клеопатра.
— Страх и хитрость заставляют их оставаться недвижными, пока они не смогут нанести укус жертве наверняка.
Глаза Ираса блестели, словно орехи, вымоченные в масле. Ради торжественного случая он накрасил лицо, обведя глаза тонкими черными линиями и нарумянив щеки, точно девушка. Клеопатре показалось, что он слегка пьян. В последние месяцы евнух надевал черный паричок, чтобы прикрыть плешь на затылке.
Хармиона была облачена в тот же греческий хитон, который носила с тех пор, как Клеопатра помнила ее. Гречанке не пришлось менять облачение, прическу или косметику для большего соответствия своему возрасту, потому что она всегда выглядела величавой женщиной преклонных лет.
В мавзолее было прохладно, хотя стоял десятый день августа, одного из самых жарких месяцев в Египте. Солнце жарило даже у моря. Утренний свет проникал в высокие окна, струясь над головами, словно белая занавесь. Клеопатра лежала на золотом ложе, где Антоний испустил свой последний вздох. Она устала от слов. Каждая прожитая ею минута могла стоить жизни одному из ее детей.
— Мне больше нечего сказать, — обратилась она к Хармионе и Ирасу. — Подойдите и поцелуйте меня.
Ирас преклонил колени и уткнулся головой ей в живот, словно ребенок. Он пытался не плакать, и царица сказала ему, что он должен быть отважным. Он не может подвести ее. Ставки слишком высоки.
— Я
Клеопатра увидела, что тушь потекла по щекам черными ручейками. Ирас понял это и вытер глаза тыльной стороной ладоней.
Хармиона поцеловала Клеопатру в щеку.
— Я скоро увижусь с тобой. Как будто я просто отлучилась, чтобы принести тебе одеяло.
— Ты была матерью для девочки, потерявшей мать, — прошептала ей Клеопатра, неожиданно осознав, что она никогда прежде не понимала этого и не была благодарна Хармионе за материнскую заботу.
Но та прижала палец к губам царицы.
— Мне было довольно находиться подле тебя, — заверила гречанка.
Впервые Клеопатра ощутила всю силу любви Хармионы. Она, Клеопатра, была единственным предметом этой любви и в течение многих лет принимала это как должное. Сама Клеопатра дарила любовь мужчинам, детям и народу Египта. Хармиона же изливала весь водопад любви на одну Клеопатру.
Клеопатра парила в этой любви и плакала. Она уговаривала Ираса поспешить, но он, казалось, больше не слышал ее. Все его внимание было приковано к твари, таящейся в корзине.
Евнух держался совершенно спокойно. Казалось, ничего не происходит — до тех пор, пока Клеопатра не увидела, как миндального цвета голова поднялась из корзины, словно просыпаясь от ночного сна. Ирас опустился на колени, не сводя глаз со змеи. Клеопатре хотелось зажмуриться; она не желала видеть, что делает Ирас, и вместе с тем боялась, что он сделает что-то не так. Однако зрелище было слишком завораживающим — человек и змея, неотрывно глядящие друг на друга. Клеопатре показалось, что у нее останавливается сердце.
Хармиона взяла руки царицы и широко развела их, открывая уязвимую белую плоть, в точности как было оговорено. Клеопатре не хотелось видеть скользкую тварь у своего лица, поэтому укус будет направлен в ее левую руку возле плеча — поближе к сердцу, чтобы смерти не пришлось идти далеко. Клеопатра знала: если она закричит, воспротивится, вымолвит хотя бы слово, то изменит текст этой драмы. Поэтому она молчала и ждала.
В какой-то только ему известный миг Ирас протянул руку и взял змею за туловище. Она не бросилась на него, а позволила себя схватить. Даже если кобра сбежит, это не будет иметь значения, потому что в корзинах спрятаны еще две змеи и каждая из них готова отнять жизнь.
Теперь Ирас крепко держал змею обеими руками, подальше от себя, и осторожно приближался к царице, словно предлагая ей некий нечестивый дар. Клеопатра попыталась рассмотреть змею получше: ромбовидные чешуйки на шкуре, бледно-золотые глаза, раздувающийся капюшон на шее, раздвоенный язычок. Точное подобие того украшения, которое она много лет носила на голове. Клеопатра пыталась не шевелиться, хотя ее сердце снова ожило и теперь неистово колотилось в груди.
Она все-таки закрыла глаза, чтобы не спрыгнуть с ложа в естественном безрассудном желании спасти свою жизнь.