Фармацевт
Шрифт:
В принципе, это можно было понять. Учитывая беременность, главная медсестра больницы, контролировавшая работу автоклавной, относилась к Жене снисходительно. И особо не приставала. Тем более автоклавная была не на глазах, в подвале.
Но мне на снисхождение рассчитывать нечего. Через два три дня проверка качества моей работы случится неминуемо. И получу втык не только я, но и Лукьянова, за то, что плохо требует работу с санитара.
В первые минуты работы Женя не удержалась от ехидных замечаний по поводу моих усилий.
Но в итоге, после моих язвительных ответов она успокоилась и больше с комментариями
– Витя, может, останешься до конца рабочего дня, поможешь мне с уборкой и обслуживанием автоклавов.
Естественно я согласился.
В пять часов у нас автоклавная сверкала, как наверно никогда в своей истории. Автоклавы тоже блестели оттертыми боками.
Я убирал инвентарь в кладовку, когда из бытовой комнаты меня позвала Женя.
Когда я зашел в небольшую комнатушку, медсестра протянула мне ножницы.
– Витя, разрежь, пожалуйста, завязку сзади на халате, там такой тугой узел затянулся, никак не могу развязать.
Под плотным сатиновым халатом у медсестры, похоже, кроме трусиков и бюстгальтера ничего не имелось, Наверно поэтому, когда я зашел ей за спину, чтобы глянуть на завязку, у Жени на щеках появился предательский румянец.
Отложив ножницы, попытался развязать затянувшийся узел. И в этот момент дверь в комнату распахнулась, и на нас уставился здоровый парень лет двадцати пяти.
Несчастная Женька буквально застыла соляным столбом, как дочери Лота и только тихо повторяла:
– Миша, это не то о чём ты думаешь.
Нахмурившийся парень, в конце концов, спросил у нас:
– А что вы, действительно тут делаете?
– Что делаем? Завязку пытаемся развязать, – сообщил я в ответ. – Но раз муж пришел, вот тебе ножницы и давай сам действуй.
Миша на автомате взял у меня из рук ножницы и одним махом срезал верхнюю завязку.
Полы халата немедленно распахнулись, оголив тощие плечи его жены.
Куда только делся соляной столб. Женя, придя к жизни, громко завопила:
– Мишка, дурак! Ты что наделал? А ты, Витька, убирайся из бытовки, я переодеваться буду.
Я вышел в автоклавную, а буквально через секунду за мной вылетел и Мишка.
Мы глянули друг на друга и одновременно засмеялись.
– Ты, это, на Женьку не злись, – примирительно сказал он. – Она с этой беременностью, сильно изменилась, То плачет, то смеётся. Переживала вчера вечером, что тебя взяли на работу, все лишнюю копейку хотела в дом принести. Сегодня, как зашел в автоклавную сразу понял, что новый санитар взялся за работу. Не думал, правда, что ты такой мелкий. Я то Женьку вчера предупредил, что приду на разборки, вот она так и перепугалась.
А, видишь, как неловко вышло. Ты уж извини, парнишка.
С этими словами он протянул мне мощную ладонь, в которой моя ладошка утонула полностью.
– Повезло, – подумал я. – Парень попался адекватный. Другой бы, не разбираясь, заехал в челюсть и все дела. Мда, очень крупно
Незаметно, в работе, прошли остатки июля, и уже близился к концу август.
Скоро, совсем скоро впереди ждет меня поездка в совхоз. А забот у нашей семьи хватало. В июле я успел еще раз сходить на речку с Карамышевой, а затем выходные дни были отданы заботам о пропитании. По выходным мы с мамой отправлялись в лес, где собирали чернику, и уже отходящую морошку. Так, что ягоду тащили мы из леса ведрами. Брусник и клюкву маме в сентябре придется собрать уже одной. Грибы мы специально не искали, они были, так сказать, побочным доходом нашего ягодного промысла. Но, все равно, их было так много, что первоначальный запал на их поиски куда-то исчез.
После двадцать пятого августа мама собиралась на работу в плохом настроении.
Спросил её, в чем дело и нарвался на отповедь.
– Витька, я тебя не понимаю, ну ладно, устроился на работу, так работай, сколько тебе положено, с работы вовремя уходи, матери ведь тоже надо помочь! А ты, чем занимаешься? Разжалобила тебя беременная баба, поэтому торчишь в больнице допоздна, да за нее работаешь.
Считай, через неделю уедешь в совхоз на картошку, а мне прикажешь одной на нашем поле корячиться? Нет, так дело дальше не пойдет. Завтра, чтобы как штык дома был в три часа, начнем, благословясь, картошку копать.
Следующим днем я с утра огорчил Лукьянову тем, что сегодня уйду с работы вовремя. Ей, конечно, это не понравилось, но волшебные слова, мама ругается, сделали свое дело. Так, что в три часа я переоделся и заторопился домой. С мамы станется, вполне может отказаться меня кормить. Бывали уже инциденты.
Поднявшись из подвала в приемный покой, я оказался свидетелем небольшого спора у каталки с больной.
Дежурный врач, хирург, высокий молодой блондин с видом знатока из телевизионной передачи ходил вокруг лежащей без сознания молодой женщины. По его виду сразу было понятно, что никаких диагностических предположений у него не имелось. Поэтому он с надеждой смотрел на вещающую какие-то истины старушку-терапевта.
– Коллеги, – без всякого сомнения, у больной начало крупозной пневмонии. Все симптомы налицо, одышка, тяжесть состояния, к тому же больная находится практически в коме и недоступна контакту. Необходимо срочно сделать рентгенографию и переводить девочку в отделение интенсивной терапии. – Громко излагала она свои выводы.
Я смотрел на больную из-за спин докторов и медсестер и понемногу приходил к выводу, что скорая зря привезла больную в соматическую больницу. В психиатрию надо было её везти.
Я пролез между двумя докторицами и встал у края каталки.
– Коллеги, эту больную надо не лечить здесь, а срочно переводить в психиатрическую больницу. Уважаемая коллега права в одном, больная нуждается в лечении. Что же касается признаков пневмонии, их здесь нет. Зато главного симптома никто не догадался увидеть.
С этими словами я приподнял голову больной, и она осталась поднятой, как будто лежала на воздушной подушке.
– Как видите, коллеги, налицо типичный манифест шизофрении в виде кататонического ступора с восковидной гибкостью, гипертермией о чем свидетельствует только что продемонстрированный симптом Дюпре.