Фартовые деньги
Шрифт:
Шпиндель промолчал, ему, конечно, страшно было, но… и приятно тоже. Оказывается, когда баба это делает, даже такая старая и страшная, как Нинка, намного слаще, чем самому…
— Молодец, молодец! — Нинка почуяла, что у того, что поменьше, хреновина стала оживать. Оп! И уже стоит торчком…
— Какой орел! — похвалила она, ощупывая затвердевшую палочку. — Ну, раз первым собрался, будешь первым…
— Шпиндель! Коз-зел! — зашипел Епиха, поняв, что ему придется первому побывать в роли бабы. — Только попробуй, блин! Я тебя удавлю потом!
— Не бойся его, — сказала Нинка, ободряя Шпинделя. — Трахай
— Я не умею… — пролепетал Шпиндель испуганно.
— Не умеешь — научим, не хочешь — заставим, — процитировала Нинка армейскую мудрость. Она, конечно, в армии не служила, но солдат у нее по жизни было великое множество.
Епиха завертелся, заелозил животом по траве, силясь перевернуться на спину, но руки-то были связаны, а увесистая Нинка придавила ему спутанные штанами ноги.
— Ты не бойся, — она легонько пошлепала Епиху по заднице. — Не ты первый, не ты последний…
Шпиндель, между тем, хотя и знал, что, когда Нинка уйдет, ему туго придется, неожиданно для себя расхрабрился и трахал Епиху не за страх, а за совесть. Хоть знал, что и ему, Шпинделю, предстоит испытать то же удовольствие, что Епихе.
Епиха тоже об этом вспомнил. Хрен с ним, пусть дерет, пока его верх. А там Епихина очередь настанет! Ну, Шпиндель, погоди! Как поросенок, блин, завизжишь!
— У! У! У! — учащенно выдыхал Шпиндель, ерзая на стонущем Епихе. Нинка уж давно не чуяла холода от своей мокрой одежды, ее грела ненависть и страсть.
— У-у-у! — Шпиндель кончил, и Епиха тут же заворочался:
— Слазь, сволочь! Разлегся! Теперь моя очередь!
В отличие от Епихи, Шпиндель все принял покорно, прямо-таки как должное. И наоборот, Епиха в отличие от Шпинделя никакой робости не испытывал. Ему объяснять и показывать не потребовалось. Сразу вошел в курс дела.
— Ладно, — сказала Нинка, подымаясь, — сами разберетесь!
Нет, ей не хотелось возбуждаться с этими пацанами. Ну его, а то еще расслабуха найдет. А ей еще надо всыпать им, так сказать, «на добрую память». Она вытащила из рюкзака нож-выкидуху и подошла к иве, росшей в двух шагах от бугорка. Срезала штук пять гибких зеленых прутьев, очистила от веточек, собрала в пучок и положила в воду. Потом взяла топорик, срубила толстую ветку, вырубила из нее два колышка и начала отесывать…
Епиха увидел, и весь азарт его торжества над Шпинделем разом прошел. Он испугался, вспомнив, что ему сулила Нинка.
— Не бойся! — ухмыльнулась она. — Это не для того, что ты думаешь…
Но Епихе было уже все по фигу, и он свалился со своего вынужденного партнера, так и не доведя дело до конца.
— Не надо на кол! — испуганно заорал он.
— Не психуй, — спокойно сказала Нинка. — Сказала же: не для этого!
Действительно, колышки ей были нужны для другой цели. Подойдя к Шпинделю, Нинка поставила острие между его икрами, у спущенных штанов и вколотила в землю так, что парень вынужден был лежать, вытянувшись в струнку, повернуться с боку на бок или на спину он не мог. То же самое она проделала и над Епихой.
Затем Нинка подобрала мокрые прутья, помахала ими в воздухе и подошла к пацанам:
— Ну, поразвлекались, мальчики? Понаслаждались сексом, да? А теперь самое веселое — порка!
Вж-жить! — Нинка размахнулась, и ивовые розги со свистом впились в ягодицы Епихи.
— Уй-я-а! — заорал тот.
Вж-жить!
— Ай-й! — второй удар достался Шпинделю.
Вопли пацанов распалили Нинку:
— Не сладко?! Не вкусно?! Вот тебе за сумку! Вот тебе за баксы! П-получи! П-получи!
Вж-жить! Вж-жить! Вж-жить! — злобно подсвистывали прутья.
Махала она изо всех сил, хлестала их по очереди, то Шпинделя, то Епиху, нещадно. Парни выли, визжали, корчились — боль была адская, и хоть отцы не раз угощали их ремнями в прошлые времена, ничего похожего они раньше не испытывали. А Нинка все больше входила в раж при виде их исполосованных задниц, на нее нашел настоящий садизм. Она уже не мстила за свои беды, а наслаждалась.
Когда Нинку проняло, она отшвырнула прутья, села на траву, обняла колени, глухо застонала, уткнувшись мордой в рукав жакета.
Минуты две так посидела, встрепенулась и огляделась. Уже вовсю сгущались сумерки. Теперь ей вдруг все стало казаться иным. Она ж нашла деньги Казана! Если она их привезет ему — она спасена.
Нинка подошла к охающим и всхлипывающим парням и сказала:
— Отлеживайтесь, ребятки, а я пошла!
Только тут Нинка вспомнила, что туфли утопила в болоте, но выход нашла мгновенно.
— Позаимствую я у тебя сапожки! — объявила она Шпинделю. — Епихины мне великоваты, а твои в самый раз. Даст Бог, не замерзнешь — лето на дворе.
Нинка собрала все вещички, закинула рюкзачок за плечи и, перебежав по стволу дерева над протокой, исчезла в камышах.
НЕЛЕГКАЯ ДОРОЖКА
Камыши и болото, а затем и рощу Нинка, как ни странно, проскочила довольно быстро. Проверила и воронку — да, так оно и было. Сквозь болотную ряску проглядывали мертвые лица Сухаря и Жоры. Странно, но Нинка от этого не только не испугалась, но даже не расстроилась. Скорее приняла к сведению.
Еще до того, как стемнело, она вышла к шоссе и сразу заметила, что Климова «девятка» стоит на прежнем месте. Сие значило, что Клим действительно утоп в болоте. Плакать по этому поводу Нинка тоже не собиралась, наоборот, даже обрадовалась: это означало, что братва еще ни о чем не знает.
Но вот на остановке автобуса ее поджидал облом. Оказывается, согласно висевшему на ней графику движения, следующий автобус до города должен был проехать тут в 6.35 утра. А сейчас по Нинкиным часам было только 21.36. То есть ежели ждать автобуса, то нужно тут куковать всю ночь, девять часов без одной минуты. С рюкзачком, в котором 600 тысяч долларов, и с двумя пистолетами, не считая ножа-выкидухи, — это не очень весело. Конечно, оружие может осадить какую-нибудь шпану, если еще здесь появится. Но зато это явный подарок для ментов. Могут заинтересоваться «девяткой», стоящей у обочины. А заодно и бабой, торчащей здесь, у остановки, с каким-то подозрительным рюкзачком. Нинка была темноволосая, черноглазая, полная — запросто можно за чеченку принять. А у них бабы такие — ого-го-го! — вокзалы взрывают. Может ментам взбрести в голову, будто она тут мост через Снороть заминировать хочет? Может. Паспорта у нее с собой нет — уже причина досмотреть рюкзак. А там всякой всячины полно. Можно, конечно, соврать, будто нашла все это в лесу и несла в милицию, но кто поверит?