Фартовый человек
Шрифт:
Он происходил из постыдной для человеческого звания лакейской среды, вырос при трактире и потому, искренне возненавидев свое проклятое прошлое, обладал особой революционной лютостью.
Для тонкой следственной работы по части краж и убийств Варшулевич не годился, но во всем, что касалось обысков и реквизиций, он был просто бог. В первые дни работы в Псковском ГПУ Ленька поглядывал на Варшулевича искоса, но затем товарищ Рубахин развеял неправильный Ленькин взгляд на этого человека, отправив их в паре производить обыск в трактир «Отдохновение» на окраине Пскова.
Они
– Теперь ты на меня не очень смотри. Как бы мы и не вместе.
И, оттолкнув Леньку на пороге, вошел первым. Хозяин трактира находился в глубине помещения, Варшулевич уселся на стол, водрузил на скатерть локти и грустно уставился в пустоту.
Затем вошел Ленька с мандатом и затопал сапогами по деревянному полу.
Хозяин выскочил, засуетился, впопыхах предложил хрустальной в графинчике, каковую Ленька и вовсе не заметил – до такой степени не употреблял он проклятой водки. Ленька положил мандат перед хозяином и велел сопровождать себя в кладовку, где, как стало известно, в ящике хранятся хорошо смазанные винтовки немецкого производства.
Хозяин, вихляя, бежал за Ленькой, хотя тот вроде бы шел даже не слишком быстро, и на бегу что-то невнятно объяснял. Ленька вдруг остановился, оттолкнул локтем налетевшего на него хозяина и проговорил:
– Да замолчи ты. Мне-то что объяснять, я ведь не слушаю.
– Почему? – опешил хозяин.
– Да потому, что это не мое дело, – объяснил Ленька. – Мне было велено реквизировать винтовки, о чем и в мандате написано. А откуда ты их взял и почему до сих пор не сдал добровольно – меня не касается. Я бы тебя, контра, – прибавил он дружески, – вообще бы без всякого спроса к стенке поставил.
Ящик с винтовками был извлечен и доставлен в общий зал. Сидевший там в уголке старичок завсегдатай нырнул лысенькой головой за графин, в котором, по уверению хозяина, находилась вода, ничто другое.
– На этого внимания не обращайте, этот здесь навечно поселился, – прибавил трактирщик. – Я ему графинчик выставляю для привычки и чтобы уважить. Он так уже лет двадцать проводит, разве можно лишать человека привычного интерьера.
– А мне ты тоже воду предлагал? – спросил Ленька.
Хозяин конфузливо улыбнулся.
– Это вам видней, дорогой товарищ чекист, что я вам предлагал, воду или что иное, – ответил он. – Но что бы это ни было, я ж от чистого сердца.
И тут он застыл, положив ладонь на то самое место, где у него, если судить анатомически, билось то самое чистое сердце.
Варахасий Варшулевич, сдвинув ногой скамью, опустился на корточки и уставился на скрытую доселе под скамьей дверцу, ведущую в подпол. Ощутив на себе панический взгляд трактирщика, Варшулевич поднял голову и спросил:
– А там у тебя что?
– Да… подпол, – ответил хозяин.
– Товарищ Варшулевич – сотрудник Чрезвычайной комиссии, – представил Варахасия Ленька.
Старичок завсегдатай высунулся из-за «привычного интерьера» и заморгал с любопытством. Он сильно тосковал не только по выпивке, но и по трактирным дракам.
Хозяин сел на сдвинутую с места скамью. В его взгляде, устремленном на Леньку, впервые за все это время промелькнула искренность: в нем сквозила искренняя злоба.
– Что же вы мне раньше не представили товарища? – противореча взгляду, ласково осведомился хозяин. – Я бы встретил гостя как подобает.
– А вы и встретили, – ответил Варшулевич вместо Леньки. – Открывайте подпол. Что у вас там, в подполе-то? Я таких, учтите, навидался выше линии носоглотки.
Он провел ладонью у себя над носом.
Дверь была открыта, и, пока вызванные красноармейцы грузили ящик с винтовками в автомобиль, Ленька и Варшулевич обследовали подпол, чем остались крайне довольны: самогонный аппарат был налицо. Пошарив как следует, Варшулевич весело свистнул: под соломой обнаружилось сплошное старорежимное гусарство: два ящика марочного портвейна.
Варшулевич высунулся из подпола. Хозяин уныло обдумывал свое ближайшее будущее, обмякнув на скамье. Рядом с ним топтался красноармеец. От такого ждать пощады или понимания – все равно что надеяться на дружбу очковой кобры.
Голова Варшулевича проговорила:
– А ты, оказывается, хват! Что еще нахапал за годы неправедной торговли? Показывай.
– Не дождешься, – прошипел хозяин, собрав последние силы.
– Так я сам найду, – сказала голова Варшулевича, вновь пропадая в подполе.
Из трактира вывезли полную подводу, прихватив, помимо спиртного, самогонного аппарата и оружия, еще фарфоровый сервиз, две шубы и шкатулку с серебром. Шубы и посуду, впрочем, потом вернули жене задержанного. Лично Ленька и возвращал, подчеркнуто вежливый и молчаливый.
На исходе осени товарищ Рубахин призвал к себе Леньку, Варшулевича и еще троих товарищей и приказал произвести обыск на квартире бывшего купца третьей гильдии Красовского.
– Этот Красовский неизвестно как уцелел, – рассказывал Рубахин, возя пальцами по бумагам, где разными почерками, то скачущим, то гимназически-идеальным, было что-то написано, очевидно про Красовского. – Его еще в восемнадцатом надо было ставить к стенке, но он как-то увернулся. Не нашли…
Он замолчал, шевеля губами над бумагами, а потом решительно закрыл дело и поднял лицо к сотрудникам. Те уже привыкли к сложным, мучительным пантомимам Рубахина и ждали окончания.
Рубахин сказал:
– Поступило сообщение, что у Красовского хранится оружие. Возможно, и спиртное. Все реквизировать и описать. Ясно вам, товарищи? Красовского арестовать и доставить сюда.
Ленька, Варшулевич и еще трое товарищей направились в дом Красовского.
Дом был хороший, с двумя каменными этажами и одним бревенчатым. Резьба наличествовала повсюду: на втором этаже – два льва и лист в белом камне, прямо как на церкви, а на третьем – деревянные кружева, выкрашенные в синюю и белую краску. Внутри все было устроено по-городскому, раздельные комнаты и мебель, привезенная из Петрограда.