Фартовый человек
Шрифт:
Белов вдруг рассмеялся:
– Чего только люди в магазинах не пишут! Ладно, братишки, потолковали – и будет.
– Я послезавтра с ней опять случайно встречусь, – сказал Ленька. – Приглашу на карусели покататься. Может быть, что-нибудь еще узнаю ценное. Она вообще не очень болтлива, но когда говорит – то всегда по делу. Толковая барышня.
Он оставил Белова с Варшулевичем допивать бывший крымский портвейн и вышел на свежий воздух.
Ленька жил теперь не на Екатерининском, у матери, а прямо на Лиговке, недалеко от Крестовоздвиженья, в тихом
Тишину эту можно было уловить, лишь наклонившись к цветкам пониже. Хорошо улавливала ее, к примеру, Ленькина квартирохозяйка – старушка согбенная и богомольная, весьма подверженная наклонам и, как следствие, маленьким мистическим озарениям.
Впрочем, до ромашек было еще далеко – февраль нависал над городом толщей гнилых облаков, в которых прокисал, не проливаясь, застарелый дождь. Было, что называется, «скучно».
В один из последних дней унылого месяца квартирохозяйка пришла домой крайне взволнованная и сообщила постояльцу страшную весть: нашли зарезанным юродивого Кирюшку, который во все революционные годы ходил по Лиговке и изрекал зловещие пророчества.
– Святого человека убили, – убежденно прибавила старушка. – Вы кушать будете, Леонид Иванович? У меня сегодня картошечка с крупичкой. Очень питательно.
Ленька сказал, что картошечку кушать не будет, потому что пообедает в другом месте. Убийство Кирюшки заинтересовало его мало: юродивый бродил по улицам ночами и много видел и говорил лишнего. Кто угодно мог пырнуть его ножом.
– Он не сразу помер, Кирюшка-то, – прибавила вдруг квартирохозяйка, снимая с примуса свою кастрюльку, размерами чуть побольше микроба. – Дошел до церкви, там уж лег у ворот. Сторож нашел. «Что такое!» – Она аккуратно поставила кастрюльку на стол и всплеснула руками, показывая, как удивился сторож. – «Человек лежит мертвый!» Сторож подошел ближе, наклонился, – старушка зашевелила носом, как будто принюхивалась, – глядь: а человек еще живой! «Что такое! Живой человек лежит у ворот в самой луже!» Глядит – лужа темная, кровь в нее натекла. Тут сторож смекает, что дело нечистое. «Сестрочки, сестрочки!» – тоненько позвала старушка, как бы призывая на помощь. – Прибежали сестрочки, какие остались, подняли Кирюшеньку, понесли внутрь. А у него уже голова свисает, как у младенчика.
Ленька маялся и хотел уходить, однако хозяйка его не пускала – она даже распрямилась, впервые за время их знакомства, и голосок у нее звучал все более уверенно и громко. Весть об убийстве Кирюшки наполняла ее живительной силой.
– Тут Кирюшка заговорил, – продолжала она. – Сказал свое последнее пророчество. Вот вы, Леонид Иванович, надо всем смеетесь, потому что вы человек молодой и революционный, а ведь это большая ошибка! Большая ваша ошибка, – повторила она. – В пророчества верить надо. Они для того и даны, чтобы в них верили.
– Да этот ваш Кирюшка – он все больше ругался неприличными словами, – заметил Ленька. – И барышень смущал, за юбки их дергал.
Старушка даже покраснела от возмущения.
– Зря говорите такое. Он если и ругался, то все со смыслом. Все имеет смысл, – произнесла она раздельно, как бы настаивая на том, чтобы Ленька запомнил каждое слово.
– И что он сказал? – спросил Ленька, отчасти из любопытства, отчасти – чтобы хозяйка поскорее выговорилась и отпустила его наконец уйти.
– То! – произнесла старушка. Она понизила голос и неожиданным басом изрекла: – «Грядет убийца!»
После чего замолчала, рассматривая свои тоненькие ноги в необъятных валенках.
– Да тут не грядет, тут ходит взад-вперед, и не один к тому же, – не выдержал Ленька.
Старушка торжественно покачала головой:
– Нет, особенный убийца. Сестрочки сразу поняли, что особенный. Такой убийца, который если не будет убивать – сам помрет злой смертью.
Ленька сказал:
– Ну, Наталья Степановна, за рассказ спасибо. Пойду я теперь.
– Вы погодите, – всполошилась старушка. – Самое главное-то!
– Что? – Ленька остановился уже в дверях.
– Помер Кирюшка! – провозгласила квартирохозяйка Наталья Степановна. – Напророчествовал и помер. Его сегодня отпевают. Я пойду смотреть.
– В добрый путь, – пробормотал Ленька и поскорее ушел.
Он страсть как не любил и втайне боялся юродивых.
После этого разговора он решил поскорее съехать с квартиры и найти другую, поближе к Невскому.
Бронислава направлялась в модный шляпный магазин «Левасэра», когда опять повстречала знакомого из УГРО.
– Ой, опять мы с вами встретились! – воскликнула она. – Еще немного – и я подумаю, будто вы меня преследуете.
– Вовсе нет, – улыбнулся Ленька так открыто и ясно, что у Брониславы мигом развеялись все сомнения. – Я ведь работаю неподалеку, и здесь мой участок.
– Высматриваете, нет ли поблизости грабителей? – улыбнулась и она.
– Вроде того, – согласился Ленька. – Вы куда направляетесь? Могу проводить. Мне тут все по пути.
– Пойдемте тогда просто по улице, – сказала Бронислава загадочно.
– А куда вы идете – не скажете?
– Нет, не скажу.
– Почему?
– Так будет интереснее.
– Наверное, вы в какой-нибудь притон идете, где нюхают кокаин, – предположил Ленька.
Бронислава оперлась на его руку и проговорила:
– Вы большой шутник. Я плохими делами не занимаюсь.
На щеке у Леньки появилась ямочка.
– Разве что ходите взад-вперед по улице, такая неприступная, что прямо мороз по коже.
– Это запрещается?
– Мужчины всегда при виде таких женщин начинают страшно чудить. В УГРО подобные дела называются подстрекательством к преступлению.
– Я не знала, – высокомерно произнесла Бронислава и прижалась к Леньке боком.
Они миновали кондитерскую, потом магазин мехов, принадлежавший Богачеву (там действительно висело объявление, призывавшее дорогих покупательниц непременно посетить магазин в конце недели, когда будут новинки), еще десяток блестящих витрин, ресторан со ступенями, ведущими наверх к двери, и фонариками над входом. Бронислава помалкивала.
Ленька спросил:
– Вы о чем думаете?
– Да ни о чем особенном, – ответила она. – Необычная у вас, наверное, жизнь. Интересная.