Фарватер Чижика
Шрифт:
Это первое.
Есть и второе. Я — его счастливый билет. Могу стать счастливым билетом. А могу и не стать. Вот выйду в претенденты — значит, работает непрямое психологическое воздействие. А если стану, чем чёрт не шутит, чемпионом? Ему, Фролову, могут и орден дать, и лабораторию под начало. Ведь не на шахматистов же собирается он воздействовать, шахматисты — это модель, подопытные свинки. Дипломаты, политики — вот его цель. И потому Николаю Николаевичу нужно, чтобы я выступал елико возможно лучше.
И третье. Чувствуется,
В общем, нечего мне бояться. Хотя всегда возможен синдром скорпиона. Как в сказочке, когда скорпион попросил лягушку перевезти его через реку, но на середине реки ужалил несчастную. Да, знал, что и сам погибнет, утонет, но не мог удержаться, такая у него натура.
Ладно, я не лягушка. Не утону. Поболит немножко, и перестанет.
С такими мыслями я сел рядом с Жаном на переднее сидение его «Рено». Машина не с конвейера, но выглядит бодро. Дороги у них здесь хорошие, в Швейцарии, чего б на таких дорогах и не выглядеть? И пыли здесь нет. Почему нет — непонятно. У нас есть, а здесь нет. Другая земля, что ли?
Девочки устроились на заднем сидении. «Рено», он вроде «троечки», по размерам. И вдвоем на заднем сидении хорошо, а втроем уже тесновато, факт. Потому, товарищ Фролов, извини. Ты нам не друг и не родственник — тесниться ради тебя.
Дорога была не то, чтобы замечательной. Просто хорошей. И движение по ней тоже хорошее. Но упорядоченное. Не было тракторов с тележками, полными навоза, жома или соломы. Может, просто нам не попадались? И потому ехали мы быстро. Восемьдесят пять километров в час. Жан включил магнитолу, поставил кассету с песнями Азнавура. Это у него метода такая: учишь французский — слушай французов.
Мы и слушали.
И смотрели в окно.
Понятно, что всё это показуха для туристов. Нет забытых с позапрошлого года сеялок в поле, и домики ухоженные, и указатели ровные, не ободранные, будто вчера поставленные. Я как-то ехал в Тулу автобусом — нет у нас показухи, всюду правда жизни. А хочется порой и показухи — чистоты, порядка, чтобы как на картинке букваря.
Так мы и доехали до Лозанны.
Город толком мы не увидели. Кусочек гор, кусочек озера. Сразу проехали на улицу Фиг, двенадцать.
Домик не впечатлил. У нас в Чернозёмске есть похожие. Из девятнадцатого века, когда купцы второй гильдии строили себе хоромы не хоромы, но прилично и достойно. Да что в Черноземске, в Каборановске видел!
Но нет в Каборановске Сименона. А в Лозанне есть.
Нас ждали. Мэтр лично открыл дверь.
Прошли в гостиную. Стулья, кресла, стол — всё как у обычных людей.
— Моя жена, — представил женщину Сименон. Но имени не назвал. И перед словом «жена» сделал паузу, очень небольшую, только музыкант и заметит.
Мы тоже представились. При помощи Жана, понятно. Студенты-медики, а еще главный редактор, исполнительный директор и Первый Читатель журнала «Поиск».
— Я слышал о вашем журнале, — любезно ответил Сименон. — Но то, что им занимаются студенты, да ещё медики… Знаете, я ведь сам в молодости хотел стать врачом.
— Вы были бы великим врачом, — с уверенностью сказала Ольга.
— Вы мне льстите.
— Ведь вы же стали великим писателем. Как Чехов.
— Вы опять льстите! Чехов — это гений. Меня с ним познакомили русские, давно, после Великой Войны. Эмигранты. Не с самим Чеховым, конечно. С его рассказами. Чехов — да, велик, а я…
— Нет, это не пустой комплимент. Мы провели опрос, и наши читатели назвали вас, месье Сименон, лучшим современным писателем зарубежья — сказала Ольга и в доказательство достала из сумочки июльский номер «Поиска», с закладкой и отметкой нужного места.
Сименон взял журнал.
— Недурно, недурно… — непонятно, к чему относились его слова — к его популярности среди советских читателей, или к самому журналу. Номер был из финского тиража, не стыдно показать хоть и Сименону. — И вы публиковали мои вещи?
— Нет, не публиковали. Вы ведь нам ничего не давали.
— По собственному опыту знаю, что советских издателей это не останавливает.
— То было прежде, — вступила Лиса. — Сейчас наша страна присоединилась к Женевской конвенции, и потому авторские права незыблемы, публикация возможна только на основании договора.
— Да? — не скрывая сомнения, сказал мэтр.
— Опыт — критерий истины. Дайте нам рассказ, повесть, роман — и убедитесь.
— Я давно не пишу, — заметил Сименон.
— И Чехов не писал, не писал, а потом написал «Вишневый Сад».
— Великая пьеса, — согласился Сименон. — Но, повторю, я не Чехов.
— Вы — Сименон! — приняла передачу Ольга. — Чехов, между прочим, писал детективные рассказы,
— Вот как?
— «Шведская спичка», «Драма на охоте». И он всю жизнь мечтал написать роман, даже принимался, но — не сложилось. И мы до сих пор жалеем, что не написал. Не заставляйте мир жалеть о ненаписанном вами романе!
Видно было, что мэтру разговор нравится, но он всё же решил сменить тему.