Фата-Моргана 3
Шрифт:
Оба они смотрели друг на друга.
– Может быть, хочешь кусочек сахара, моя собачка, а? – спросил странник.
– Я не ВАША собака, – возразило животное. – Я сама по себе. Я вообще не из этого дома; если его владелец так считает, он глубоко ошибается. Что же касается сахара, то я совсем не прочь получить кусочек. Там, наверху, на комоде, стоит полная сахарница; если вам не жалко и не трудно, вы можете оказать мне такую любезность.
Странник на мгновение неподвижно застыл, но лицо его не выразило ни удивления, ни страха. Немного позже он встал, чтобы взять
– Я – Дино. Зовут меня Дино.
– Очень приятно, – ответил странник. – А я – Амадей Гюбернатис, младший депутат Французского собрания.
– Совершенно верно, – ответил пес. – Вы итальянского происхождения?
– Как и большинство французов, – произнес депутат.
– Пожалуйста, не сердитесь, месье Амадей. Я ни в коем случае не расист, хотя по отцовской линии происхожу от первоклассного производителя, – он улыбнулся и очень серьезно добавил. – Вы, конечно, здесь скучаете?
– Я? Нет, ничуть, – ответил Амадей. – Я никогда не скучаю.
– Только животные никогда не скучают, – возразил пес, – или индивидуумы, которые живут естественной жизнью. Но отсутствие скуки у депутата меня удивляет.
– У меня в голове все время какие-нибудь планы, – сказал Амадей, – какие-нибудь конструкции, проекты, законы, декреты.
– Но перерабатывать тоже не годится, – возразила собака, покачав головой.
– Что значит перерабатывать? Вообще-то я с тринадцати лет работаю от двух до восемнадцати часов в день.
– У меня мурашки идут по коже, когда я это слышу, – ответила собака. – Нельзя ли попросить вас дать мне еще кусочек сахара?
– Охотно, – сказал Амадей.
После того как сахар был съеден, беседа продолжилась.
– Зачем так много работать? – спросила собака.
– Я специалист. Специалист по вопросам власти и капитала. Я не только доктор права и имею диплом Юриста, я также магистр изящных искусств. Я еще никогда здесь не был, и в этом моя сила… моя сила.
– Вы очень честолюбивы, – сказала собака, облизывая лапу.
– Честолюбив… честолюбив… Трудно сказать… Честолюбив.
– Может быть, вы думаете о своем народе? О своих избирателях?
– Совершенно верно. Только ради них я стал специалистом. В конце концов не каждый может так научиться, как я. Только ради них я сосредоточил в своих руках такую власть: при помощи этого оружия я сражаюсь за них.
– Гррмф! – рыкнула собака. – Гррмф!
– Ну, хорошо, пожалуй, я честолюбец, – согласился Амадей. – Но в данный момент я в отпуске.
– Один?
– Пока что. Я только что потерял спутника. Я странствую пешком по стране. Это очень познавательно. А какие потом будут воспоминания!
Пес зевнул и спрыгнул со стула. Он сделал два или три круга, обнюхал две-три вещи, затем толкнул другую дверь и выбежал наружу, не сказав "до свидания".
Почти сразу же после этого через другую дверь вошел официант и спросил Гюбернатиса, не хочет ли он поужинать.
Он хотел.
Вот еще!
Его и обслуживали как случайного посетителя.
Слава
Девушка накрыла скатертью стол перед ним, поставила столовый прибор и чуть позже вернулась с миской супа. Ужин состоял из супа, омлета, салата и фруктов. Все подавали очень быстро и так же быстро убирали. Кельнерша попыталась флиртовать с гостем, но тот не проявил к ней никакого интереса, по крайней мере не показал его. Вскоре после того, как странник очистил яблоко, в таверну вошел одноглазый старик в бархатных штанах.
– Гортензия, горячий пикон, – потребовал он.
Он глянул на странника своим единственным глазом.
– Ну, как дела, месье Бланди? – спросила кельнерша. – Как всегда, ни шатко ни валко, старый увалень?
Странник понял, что вновь пришедший был глух. Кельнерша поставила на стойку пикон, а возле него – горячую воду и остановилась, вперив руки в бедра.
– Совсем не так плохо, Гортензия, – продолжил одноглазый старик. – Конечно, я как всегда мучаюсь ревматизмом. Но ха! Это еще ни о чем не говорит. Это ни о чем не говорит. Сегодня дождь, гм, гм! Черви выползают наружу.
Он снова посмотрел на странника.
– Погода не подходящая для прогулок, – сказал он. – Нет ничего приятного в такой погоде, не правда ли?
Хотя этот вопрос был направлен прямо ему, странник ничего не ответил.
– Грибы протухнут, – продолжил одноглазый, – и виноград уже не будет так хорош. Совсем не хорош. Шампиньоны протухнут, виноград обвалится, вот так.
– Ну и старый увалень, – улыбнувшись, сказала Гортензия.
Она подтянула резинку, которая резала ей бедро. Она по-прежнему стояла на месте. Странник доел свое яблоко.
– Кофе?
– Нет, спасибо.
– Тут невозможно спать, – сказал старик.
– Займись лучше своими делами, старый оборванец, – сказала Гортензия и, повернувшись к страннику, произнесла: – Это мой дядя. Он себе на уме,
– Она так думает, – ответил одноглазый, который оказался совсем не глух. – Она так считает. Если бы у меня не было ревматизма, я был бы бодр, как юноша. Как настоящий юноша.
– Он что-то замышляет, – сказала Гортензия. – Несмотря на свой почтенный возраст, он все еще способен на шальные проделки. Кое-кто считает его колдуном. Он вправляет вывихи и гадает на огне. Он знает названия всех трав и знает, для чего их можно использовать. Раньше поговаривали, что он может беседовать с умершими.
– Россказни, – буркнул одноглазый.
– У него дома есть говорящая голова, которая рассказывает ему обо всем, что происходит в мире, – продолжила Гортензия, вытирая стол. Когда она это делала, ее мощная грудь уперлась в плечо мужчины, а ее колено коснулось его руки. – Но ее никто не видел, только я однажды, когда была маленькой и испытывала перед этим языческий страх; были люди, которые утверждали, что это было радио, а не голова, но я заверяю вас, что когда я была маленькой, не было еще никакого радио – а я еще не старая, месье, мне двадцать лет; мне также говорили, что все это мне приснилось. Но я видела эту голову, да!