Фатима
Шрифт:
Ута достала из рюкзака термос. Надо подкрепиться, а то совсем без движения можно окоченеть от холода. Как стемнеет, за ней придет Расул, чеченец лет тридцати пяти, он снимет растяжки и отведет ее в надежное место. А на рассвете она вновь выйдет на «охоту», но уже далеко отсюда.
В палатку просунулась лобастая голова старшего лейтенанта Саранцева.
– Тихонов! Романцов! В полной экипировке бегом к комбату!
Миша и Андрей, чертыхаясь, стали надевать «шаманские» маскхалаты. Забрав винтовки и снаряжение, отправились к майору Анохину.
– Интересный случай, братцы, со мной произошел, мистика, так мистика! – не выдержал вдруг молчаливый сержант Андреев. – Было это несколько
– Так что дальше-то было?
– А дальше, пацаны, не поверите, – Андреев сделал пару глубоких затяжек и передал сигарету обратно. – Взмыленный, остановился я, ну, думаю, будь что будет! На куски ведьмяку разорву, так просто не дамся. Догоняет она меня. Молодая, симпатичная, в черном. Тоже вся красная, запыхавшаяся. И говорит мне: «Не бегите так быстро, я за вами не поспеваю». Оказывается, она с соседней деревни, ей тоже в райцентр надо, на похороны. А идти лесом боязно одной, увидела меня и идет следом, из виду потерять боится, все-таки живая душа в диком лесу. Так мы вместе до Беляевки и дошли.
– Будь я на твоем месте, уж давно бы рассудка лишился, – отозвался первогодок Фарид Ахтямов.
– Тебе кукиш в кармане покажи, так тут же в обморок завалишься! – засмеялся тостощекий румяный Пашка Морозов.
– Ой, какой смелый выискался! Сам, небось, при виде пленного «ваха» каждый раз за штаны держишься!
– Прошлым летом, после «выпускного», решили компанией сходить на пикник, на лесное озеро. Естественно, затарились основательно, – стал делиться с ребятами своими похождениями на гражданке Леха Квасов. – Две канистры вина с собой прихватили. Около четырех часов тащились по жаре, изнывали, как караванщики в Каракумах. Еще бы немного, и стали бы вопить песню «Три колодца». Вино превратилось в горячий чай. Нашли походящую поляну на берегу речки, что впадала в озеро. Пока пацаны разводили костер, добывали дрова и ставили палатки, а девчонки готовили ужин, я пару раз успел приложиться к «живительному источнику». Стало уже вечереть, когда все было готово, и мы сели за скатерть-самобранку. Выпили за окончание школы, за любимых учителей, за светлое будущее, потом под гитару стали песни горланить. И тут какая-то сволочь с другого берега стала нас поливать матом и бросаться комьями земли. Потом уже выяснилось, что это были местные пастухи, дебилы. От скуки так развлекались. Ну, мы, не долго думая, переплыли на тот берег. Кто с топориком, кто с увесистой дубиной, и давай гонять этих придурков по темному лесу. Когда вернулись к палаткам, меня уже основательно повело. Пацаны видят, что я дошел до кондиции, стали заталкивать меня в палатку. Тут-то мне в голову и втемяшилось, что будто бы кругом гестаповцы, а я партизан из отряда легендарного Ковпака, и необходимо срочно рвать отсюда когти, пробиваться к своим через линию фронта. Я незаметно выбрался из палатки и пополз в сторону речки. В темноте проплыл по ней сотню метров и очутился на другом берегу, где вокруг шумел густой сосновый лес. Сколько я там пробыл, неизвестно. Только в мокрой одежде продрог как цуцик.
– Ну, ты и учудил, Квас! – не выдержал Макс Шестопал.
– Погодите,
– Представляю, какие будут ягодки!
– Так вот, стою, трясусь от холода. С ноги на ногу переминаюсь, вода хлюпает в кроссовках. И гляжу, на противоположном берегу костер ярко горит, и доносятся оттуда веселый смех и звонкие голоса. Тут мое серое вещество в котелке вдруг усиленно заработало. И меня осенило, что костер – это тепло, что веселый смех – это добро. Значит, там хорошие люди, а здесь, в мрачном нелюдимом лесу, холод и злющие-презлющие враги. Главное, сам не могу сообразить, кто я такой. Как заору: «Помогите! Помогите!»
А мне в ответ с того берега, мол, что случилось? Плыви сюда!
Я очертя голову бросаюсь в воду и плыву на мелькающий перед глазами огонь костра. Подплываю, плачу, мне кто-то помогает выьраться на берег. Ведут к костру. И что вы думаете, пацаны, я отмочил? Сам до сих пор удивляюсь! Говорю спасителям сквозь слезы: «Предоставьте политическое убежище!»
– Ну, Квас, ты даешь! Политическая проститутка! – брякнул Антошка Духанин.
– Братва! Прямо диссидент какой-то затесался в наши ряды! – отозвался, покатываясь со смеху, Макс.
– Хватит ржать! – сказал возмущенно сержант Бурков. – Дай дослушать! Что дальше-то было?
Полог палатки резко откинулся, появился окоченевший Тихонов, следом за ним ввалился его напарник, Андрюха Романцов. Михаил молча стал снимать «шаманский наряд».
– Чего ржете как гнедые кони в стойле? За километр слышно! – полюбопытствовал Романцов, пристраивая «эсвэдэшку» в «козлы». – Ну-ка, Квас, подвинься, дай у печурки посидеть!
– Чего это вас Сара ни с того, ни с сего сдернул на блокпост? Случилось что? – спросил сержант Андреев, внимательно вглядываясь в лица прибывших.
– Случилось…
– Что? Андрей, не тяни кота за хвост! – накинулся Рубцов.
– Чего как неживые?
– Толика убили.
– Как убили?! – оторвался от письма Пашка Морозов. – Я с ним сегодня утром разговаривал.
– Тольку?! Сердюка?!
Все обступили понуро сидящих у печки снайперов. Никто не мог поверить, что убили Толю Сердюка. Толика, который был поваром на кухне. Этого добродушного курносого увальня с наивными серыми глазами и детской улыбкой, который никогда не обижался на них и прощал им их выходки и обиды. Толика, который, наверное, за всю свою жизнь даже мухи-то не обидел, Толика, который, прочитав письмо из дома, потом полдня ходил зареванный. Толика, который по доброте душевной часто выручал ребят из родной роты. Убили Толика…
– Где?! – сержант Рубцов тряхнул Тихонова.
– У блокпоста за мостом. Сгружал бачки со жратвой вместе с Малецким.
– Снайпер снял. В спину. Наповал, – добавил тихо Романцов.
– «Кукушка», сволочь, завелась! – шмыгнув носом, сказал Михаил. – Сначала думали, что с разрушенной водонапорной башни, а потом уж вычислили: с того берега, из кустов, выстрел был. Смеркаться стало. Так что завтра, парни, пойдем трясти округу!
– Вчера у «вованов», наших соседей, тоже черный день был: четверых на «броне» крепко посекло, – нарушил тишину Димка Коротков. – Один сразу богу душу отдал. Растяжку не заметили в роще у реки. Антенной зацепили. На высоте трех с половиной метров между деревьями была натянута.
– Не повезло, пацанам.
В палатку протиснулся, с румяными как у девицы щеками, Вадик Ткаченко с рацией.
– Пианистка, ты поосторожнее тут крутись со своей антенной! Чуть глаз не выколол! – возмутился рядовой Сиянов, потирая задетую щеку.
– Братва, в командирской шухер! – сообщил новость радист, присев на нары. – Полкан из штаба злющий прикатил. Чихвостит всех и в хвост и в гриву. Поговаривают, насколько я понял, в горах спецназ положили. Идет раздача п…дюлей направо и налево. Нашему тоже перепало, влили по самое не хочу. Так что, мужики, нашим командирам сейчас на глаза и под руку лучше не попадайся.