Фатум. Том первый. Паруса судьбы
Шрифт:
– Надеюсь, охота была удачной? Где Мамон и остальные?
– Гелль медленно оттаивал, блаженно вытянув ноги, чувствуя, как по утомленному телу разливается тепло.
– Какб там охота! Щукинцы - окаянная сила - все дыры позатыкали, шкуру нагулять не дают.- Гаркуша зло хрупнул луковицей.- Жись-то у нас не чета вашей заморской - разгулу нет.- И, через отрыжку, наковырявшись в зубах, процедил: - А атамана сёдня не жди - не до тебя Мамону: своих делов подзахлеб. Корчевать должничков уехал…
Ноздри капитана затрепетали, рубец на щеке потемнел, но он сумел справиться и, потрепав бородатого
– Всё верно, сынок, ты прав: в каждой бухте свои заботы. Многие мои дружки уставали скитаться по океану и пытали счастье на берегу, но там, скажу я тебе, всех этих олухов давила петля нищеты или закона. Верно, Жюль?
– старик мазнул лисьим взглядом своего молодого приятеля.
Тот откликнулся понимающей ухмылкой.
– Но ты-то мне сразу по сердцу пришелся, как только я имел глупость сойти на ваш чертов берег. И знаешь, почему?
– Гелль опять тайком подмигнул напарнику.
Гаркуша встрепенулся и заерзал, взгляд его забегал по лицам. Однако крутивший нутро бес любопытства взял верх:
– Ну?
– черно-горячие, цыганские глаза смотрели на Коллинза.
– Да потому, что твоя башка не ослиное копыто, тебя нелегко провести! Клянусь громом, я взял бы тебя на «Горгону», если б кто-нибудь из моих вытянул ноги. Ты, верно, мечтаешь о рае, а?
– Рад бы, да грехи не пущают.
– Э-э-э! Брось нос в трюм совать. Можно и в ад, лишь бы не скучно.
Гаркуша с трудом ухватывал нить ломаной речи, но разумел, что его гладят по шерсти, и оттого растягивал рот в улыбке и согласно кивал невпопад головой.
Кружки показали пятый раз дно, когда Гелль подманил длинным пальцем хозяина и хищно протянул нараспев:
– Завтра я поймаю крысу, если она опять вильнет хвостом…
Мужик одобряюще мотнул нечесаной головой:
– А-а, жрать еще хочешь? Неча было с голым-то гузном так далеко залетать!
Он грубо толкнул капитану кусок сала.
– Дурак! Эту крысу зовут Мамон.
– Чо!
– враз трезвея, пробормотал Гаркуша, тщетно пытаясь придать голосу крепость. Он завороженно таращился на сухое, изборожденное морщинами лицо старика, раскаленный сабельный шрам словно обжег ему губы. Не в силах избавиться от этого кошмара, каторжник испуганно замычал и дернулся было с лавки, но кортик Гелля с глухим стуком пригвоздил рукав его армяка к столу.
Глава 11
Зубы Гаркуши стучали, грязная седоватая прядь подрагивала на бледном от страха и бешенства лице, дуло пистолета француза смотрело ему в рот.
Гелль Коллинз зло мерил шагами горницу:
– Запомни, ублюдок: кто пытается крутить со мной, скоро начинает завидовать мертвецам. «Горгона» разнесет всю вашу стаю на куски одним залпом, разрази меня ад! А Мамону шепни: я сыплю вам в карман монеты, порох и свинец,- гость метнул красноречивый взгляд на пузатую суму, сброшенную бретонцем у порога,- не затем, чтоб самому грызть ногти на мели! И если рыжий пес не услышит моих слов, клянусь небом, я его вздерну на рее.-Пират впился лютым взглядом в блестевшее от пота лицо каторжника: - И рядом будешь болтаться ты, понял?!
Бородач крадливо скосил взгляд на американца. И померещилось ему, что старик заглянул в
– Чаво… хочешь?
– затравленно проблекотал он. С кончика носа сорвалась капля пота.
– Уговори Мамона и его людей сделать то, что велю тебе я.
– А како именитство я получу?
– глаза мужика во-ровски заблестели.
– Свою песью жизнь,- отрезал Коллинз и подмигнул ошеломленному оторвяжнику. После чего по-хозяйски подошел к столу, плеснул себе из четверти и, oceдлав лавку, спокойно сказал французу: - Брось пока эту вошь в трюм,- он указал пальцем на погреб.- Пусть половит мышей, падаль.
Крышка бухнула над Гаркушей, щелкнул запор. Вдруг… парализующий звон и сноп разбитого стекла заставил пиратов схватиться за оружие.
Они выскочили на крыльцо. Ночь дыхнула сыростью и жутью. Ветер завывами пел в верхушках сосен, где-то за косяком избы не то скрипела, не то стонала вековая ель: «Ск-ррр-ы-жж… Ск-ррр-ы-жж…»
Внезапно из зарослей кустарника выскользнула тень, метнулась в сторону оврага с ручьем и исчезла, растаяв в лунном сиянии.
Жюльбер сжал рифленую рукоять абордажного ножа и прянул вперед:
– Я возьму его!
– Только не расплескай мозги, сынок! Эта тварь мне нужна живой.
* * *
Коллинз насторожился - внутри дома послышался шорох. Рука выхватила клинок из вороненых ножен, мерцающий свет вспыхнул на бритвенных гранях.
Пнув дверь, он ворвался в полутемную горницу. По-греб был по-прежнему заперт и молчал, а в печи сухо по-трескивали догорающие угли. Гелль снял треуголку, утерся ею. По всей видимости, шум произвела мышь или крыса, швыркнувшая в родную щель. Он хохотнул. Ему отчего-то стало весело. Капитан хохотнул еще, и ему почудилось, что вместе с ним тишком хохотнули и забитый в погреб Гаркуша, и седла, и волчьи шкуры, ощерившие пересохшие пасти, хохотнула и темь за разбитым окном со злобной враждебностью.
Он расстегнул ворот - такое с ним было впервые. Грязно выругавшись, старик привычно бросил клинок в ножны, будто отбрасывая наваждение, и поскреб впалую щеку. Затем посмотрел на тщедушную лучину, грозившую вот-вот закуриться голубым туманом. Прихватив с уступка печи другую, он собрался было уже запалить ее, как каблук подвернулся на чем-то округлом и твердом. Костеря дьявола, Коллинз на карачках на ощупь отыскал причину. Глаза его сузились, как давеча в разборе с Гаркушей.
На ладони лежал изжеванный лист бумаги, весь в пятнах не то от кофе, не то от вина, в который была закутана морская скатная галька. Он быстро зажег новую лучину, зашелестел исписанной бумагой, разглаживая ее на колене.
Послание было кратким, как выстрел:
«Старое дерьмо!
Ты - убийца. Цена твоей жизни - пакет. Если через сутки его не будет в указанном месте, ты закачаешься на городской площади. Не вздумай вести двойную игру, Гелль! Помни: петля ждет тебя по обе стороны океана…»
* * *
Ниже указывалось место и время, куда следовало снести секретные бумаги.
Лицо Коллинза схватилось землистостью, вокруг глаз залегли теневые круги, словно там притаилась ночь и противилась уходить. Старый пират с усилием облизал давно сожженные ромом до кровистого цвета губы.