Фау-2. Сверхоружие Третьего рейха. 1930–1945
Шрифт:
В соответствии с моим приказом, отданным в конце прошлого года, я должен попросить вас снова проверить, завершены ли все конструкторские работы над долгосрочными проектами.
Вы должны окончательно прекратить разговоры, что мы не готовы, что вы не можете обеспечить своевременную поставку узлов и компонентов. Только по этой причине мы потеряли, как минимум, шесть месяцев. Мое личное мнение заключается в том, что мы давно уже достигли такого уровня конструкторских работ, который полностью позволяет начать крупную программу выпуска экспериментальных и опытных образцов.
На
Беда в том, что у нас тут собрано слишком много мозгов, идеи которых толкутся и мешают друг другу. Отныне я запрещаю вносить какие– либо изменения в конструкцию ракеты, за исключением тех, которые абсолютно необходимы. Все предлагаемые улучшения должны быть проверены, если у нас будут время и материалы, и лишь потом внедрены в массовое производство. Мы должны справиться с этим заданием.
Я считаю всех вас очень талантливыми инженерами-конструкторами, но, к сожалению, вы неопытны как производственники. Источник вашей головной боли – всего лишь банальные сложности любого проекта, идущего в массовое производство. Я достаточно часто говорил вам об этом. Кто из вас хочет дополнить мои слова?
Такое желание выразил доктор Тиль. Он сидел опустив голову, то и дело закусывая губы и нервно играя карандашом. Казалось, он ничего не слышал. Когда он поднял на меня глаза, странно блеснувшие за стеклами очков, я прочел в них неуклонную решимость, а мертвенно-бледные черты его лица были полны глубокой скорби.
– Генерал, – начал он, – я в отчаянии. Месяцами нас преследуют аварии и поломки. Одна за другой. Мы так многого ждали от нашей «А-4». В существующих условиях эту работу просто невозможно выполнить. Наше изделие представляет собой летающую лабораторию, управляемую в автоматическом режиме. Ее массовое производство – это полное сумасшествие. Нам еще долго разбираться с ее конструкцией. Я даже не считаю нужным доказывать, что любая стартовая команда и после нескольких лет подготовки вряд ли сможет выполнять все свои обязанности в боевой обстановке. Это превышает способности любого солдата.
Если вы настаиваете на своей точке зрения, я должен отказаться от дальнейшей работы. Я не вижу возможности добиться цели до окончания войны. Проект должен быть отложен. Я самым тщательным образом обдумал его и прошу разрешения подать в отставку. Я собираюсь читать лекции по термодинамике в техническом училище.
Для нас это было первым ударом грома с ясного неба. Под нашими ногами качнулась земля. К доктору Тилю, творческий дух которого и был нашей движущей силой, тут же присоединился Реес и, помедлив, даже фон Браун. Настал самый критический час всей нашей работы.
У доктора Тиля сдали нервы из-за переутомления. В последние несколько месяцев он прислал мне несколько записок такого же содержания. Я не принял его отставку и оставался несгибаем в своей решимости, неустанно требуя продолжения работ. Если кто-то выражал беспокойство, смогут ли строевые части справиться с обслуживанием этого оружия, я говорил: предоставьте мне эти заботы. Снова и снова я напоминал о сроках, к которым мы должны справиться с нашими работами.
– Вы, господа, ваши инженеры и техники на полевых испытаниях обязаны проверять и готовить к запуску каждую отдельную экспериментальную ракету, которая поступает на испытания, какие бы изменения ни были внесены в ее аппаратуру.
Перед войсковыми частями стоит совершенно другая задача. По плану они ежедневно получают тридцать ракет одного и того же типа.
Отдельный солдат знает свою конкретную задачу, но не имеет представления о всей картине в целом. Он обязан делать лишь что-то одно – следить за отсчетом прибора или включать определенный тумблер. Если по какой-то причине он не сможет этого сделать, то обратится к инженеру батареи, который все знает о ракетах и сможет решить, продолжать ли запуск или заменить ракету. Полковник Стегмайер в содружестве с испытателями напишет наставление, как обращаться с ракетой и как готовить ее к запуску.
Вам, господа, придется, как сейчас, иметь дело со стандартными типами ракет: вы будете запускать, запускать и запускать экспериментальные серии, пока не убедитесь, что их можно производить в массовом порядке и использовать в полевых условиях. Я убежден, что стоит войскам понять и оценить новое оружие, то пройдет на удивление короткое время и они научатся обращаться с ним.
Во время своего выступления я заметил, что мои коллеги постепенно успокаиваются. Мрачность уступила место спокойной рассудительности.
Первым обрел ее профессор фон Браун, внеся толковые предложения. Я смог перевести дыхание, поскольку критический момент, когда приходилось спасать наш общий проект и совместные труды, остался позади. Как ни странно, теперь, когда опасность миновала, напряжение не оставило меня. Я не мог обрести покой, потому что меня обуревали какие-то смутные предчувствия.
После окончания встречи я решил обойти рабочие места. Я чувствовал, что надо отвлечься от своих мыслей, поскольку сегодняшние споры основательно встряхнули меня. Чтобы продолжить работу, необходимо было снова обрести уверенность в себе и энергию.
Неподвижный воздух был полон давящей духоты. Погруженный в свои мысли, я сел в машину и поехал к большому сборочному корпусу, где шли работы над экспериментальной серией. Здание это строилось целый год из-за нашего низкого статуса приоритетности. Теперь оно было практически завершено и предполагалось, что тут будет производиться треть объема, запланированного Дегенколбом. Я миновал небольшую дверь в тяжелых 18-метровых главных воротах, что вели в сборочный зал, перекрытия которого вздымались на высоту 30 метров. В пределах его белых, грубо оштукатуренных стен располагались пять рабочих участков. Ширина центрального прохода составляла 60 метров, а боковые проходы отделялись друг от друга колоннами, которые в этот вечерний час выглядели строго и торжественно. Я пересек две железнодорожные колеи, которые вели в зал, и поднялся на рампу, которая на высоте 24 метра нависала над сборочным производством.