Фаворит богов
Шрифт:
— Германик погиб, — шепнула она. — Наместник Сирии и его жена выполнили наш приказ. Теперь тебе нечего бояться.
— Твои вести опоздали, матушка, — сказал Тиберий. — Пизон уже сообщил, что ему удалось отравить Германика. Он пытался выставить себя в моих глазах героем, приписать себе заслугу, что он избавил Рим от опасного смутьяна.
— Ко мне нынче вернулась Планцина, — проговорила Ливия, взяв сына за руку. — Из её уст я услышала о том, как ей и Пизону удалось расправиться с твоим врагом.
— Я не считаю Германика
— Тем не менее мы избавились от него...
— И ты рада этому?
— Да. А разве ты не рад?
— М-м-м... Рад, ибо больше моей власти ничто не угрожает. Но то, что нам пришлось убить родственника, мне не слишком нравится. Впрочем, бывает, что обстоятельства заставляют нас забыть о родственниках. Как ты теперь намерена поступить с Планциной? Ведь не исключено, что римляне начнут требовать расправы над ней.
— Я обещала Планцине, что возьму её под свою защиту, и не намерена уклоняться от обещания, — ответила Ливия. — Что же до её мужа, то ты сам должен решить его судьбу.
— Тут нечего решать, — сказал Тиберий безразличным тоном. — Если римляне будут требовать суда над ним, я велю его судить. В поддержке я ему тоже откажу. Пусть не рассчитывает на меня. Я превращусь в наблюдателя и сделаю вид, что не имею отношения к гибели Германика. Ведь у Пизона были собственные причины ненавидеть генерала. В Афинах Пизон во всеуслышание поносил Германика, и, хотя позже они примирились, не изменил к нему отношения. Когда Германик вернулся из Александрии, все его приказы сирийским войскам Пизон велел отменить.
— Но ведь это ты убедил Пизона держать речь перед жителями Афин и оскорблять Германика!
— Об этом никто не знает, матушка. Даже если Пизон и будет обвинять меня, ему никто не поверит. А если и поверит, то какие против меня есть доказательства?! — и Тиберий пожал плечами.
Удивлённая и восхищенная его хладнокровием, Ливия выпрямилась в полный рост. Её сын был истинным интриганом. Сдержанным и жестоким. Именно такой всегда хотела быть и сама Ливия.
— Слухи всё равно будут ходить про нас самые нелестные, — вздохнула она.
— Пусть так. Главное, у людей нет доказательств нашей вины. Пизон предстанет перед судом. Это моё решение.
В зале появился раб, объявивший, что к Августу прибыл астролог Фрасилл. Велев привести его, Тиберий вновь повернулся к своей матери:
— Оставь меня сейчас, — молвил он. — Я желаю говорить с Фрасиллом наедине.
— Конечно, — склонила голову Ливия и покинула зал, пряча за внешним хладнокровием собственное ликование по поводу устранения Германика.
А Тиберий тем временем, подозвав Фрасилла, предложил ему сесть возле себя на скамейку и, посмотрев в окно, сказал:
— Звёздное небо, друг Фрасилл... сколько невероятного оно скрывает! Сколько человеческих судеб зашифровано в сплетении небесных тел! Но вы,
— Мне лестно слышать, что кесарь столь высоко ценит нашу науку, — молвил Фрасилл, опустившись на скамейку возле Тиберия.
Кесарь лишь пожал плечами:
— Я не религиозен, Фрасилл. Но в астрологию верю. Скажи, что предрекают мне звёзды в ближайшем будущем?
— Догадываясь о том, что вас это заинтересует, я составил очередной гороскоп, — ответил звездочёт и достал из сумы, висящей на плече, какие-то свитки. — Боюсь, что мои предсказания способны вас взволновать, государь.
— Говори. Твои предостережения ещё больше воспламеняют мой интерес.
Кивнув Тиберию, Фрасилл сверил две карты звёздного неба.
— Помните, государь, несколько лет назад я предрекал, что вам следует остерегаться воина, который причинит вам и всему государству много бедствий? — молвил он.
— Да.
— Так вот, государь, сей воин уже появился рядом с вами. Вы не сумели опознать его в числе приближённых.
Брови Тиберия сдвинулись к тонкой переносице.
— И он до сих пор рядом со мной, Фрасилл?
— Увы. До сих пор, — вздохнул астролог.
— Но этого не может быть! Когда ты составил свой гороскоп? — спросил Тиберий.
— Ныне утром.
«Германии погиб уже несколько дней назад, — подумал Тиберий. — Странно... Не мог же я ошибиться и зря подозревать его? Ничего не понимаю». Он резко повернулся к Фрасиллу и холодно сощурил глаза:
— А ты уверен, что твои подсчёты верны?
— Да, — ответил астролог. — И вы сами знаете, что я никогда не ошибаюсь.
— Следовательно, сей воин находится в Риме, недалеко от меня и от него идёт опасность для всего Отечества? — уточнил Тиберий.
— Да, господин мой.
Внезапно кесарь вспомнил о Сеяне. Наглость, хитрость и решительность главы преторианцев невольно навели на мысль, что столь изощрённым и опасным врагом вполне мог быть именно он. Но потом Тиберий вспомнил о верности Сеяна, о той беспристрастности, с которой тот умел нести службу, и отбросил свои подозрения. «Нет! Врагом может быть кто угодно, только не Сеян, — размышлял он. — Если и есть в Риме кто-то действительно преданный мне, то это — глава моей личной охраны».
— И когда мне ждать от него удара? — осведомился Тиберий.
— Этого я пока ещё не в силах вычислить, но я слежу за звёздами и, как только мне станет сие известно, я немедленно поставлю вас в известность, — отозвался Фрасилл.
— Ты действительно взволновал меня, — признался кесарь. — Впрочем, даже если я и ошибался, приняв кого-то за врага, вреда от его устранения для Рима не будет. А ты свободен. Возвращайся в город и не забывай предупреждать меня об изменениях в моей судьбе.