Фаворит богов
Шрифт:
— Я внимал самым ужасным новостям, — пожал плечами Тиберий. — Что ты хочешь поведать мне?
— Видите ли, государь... Ливилла, вдова Друза, ведёт себя крайне легкомысленно. Она интересуется мной, с недавних пор... Но я женат и люблю Апикату. Прошу вас, если она будет писать вам на Капри послания, в которых начнёт умолять вас повлиять на меня и убедить меня развестись с Апикатой, не соглашайтесь.
— Ливилла всегда была крайне непостоянной и твои слова меня не удивили, — признался Тиберий. — Однако я придерживаюсь твоей стороны, невзирая на то что она дочь моего родного
— Спасибо, государь, — склонил голову Сеян, трепеща от радости. Теперь у него появилась возможность беспрепятственно избавиться от Ливиллы.
— В моё отсутствие, — продолжал Тиберий. — Тебе предстоит арестовать Агриппину. Отправь её на Пандатерию, в дом, где содержалась её мать. Вокруг неё начали собираться люди, недовольные моим правлением. Это может обернуться заговором.
— Но Агриппина — внучка Октавиана, и её любят в народе, — возразил Сеян.
— Мне всё равно, что римляне будут меня ещё больше презирать. Пусть Агриппина остаётся на Пандатерии. Её условия содержания должны быть суровы. Ссылка сыновей и вдовы Германика защитит престол от происков врагов.
— Я повинуюсь тебе, государь, — отозвался Сеян.
Кивнув, Тиберий прислонился затылком к стене. Его лицо скрылось во мраке зала.
— Потомки скажут, что я вверг свою страну во власть тирании, но только я сумел поднять титул кесаря на место, равное богам, заставил Империю относиться к себе как к государю. Октавиан был прост с людьми и жил как обычный горожанин, что поставило семью, правившую великими нациями, на один уровень со слугами. За моей спиной слишком часто звучали насмешки, чтобы я мог позволить продолжаться подобному. Теперь все видят во мне владыку мира.
— Такой подход к управлению Империей следует назвать мудрым, — льстиво молвил Сеян.
Тиберий, презрительно усмехнувшись, остановил его:
— Нет, нет! Не опускайся до лицемерия, Сеян! Я ценю тебя за искренность. Говори лучше, что ты просто не можешь осуждать своего кесаря.
Помолчав немного, Сеян улыбнулся:
— Вы правы, государь, — ответил он.
Через две недели Тиберий, окружённый небольшой свитой и огромным отрядом преторианцев, покинул Рим.
Перед его отъездом Ливия искала с ним встречи наедине, но тщетно. Предполагая, что она будет молить его не уезжать, Тиберий запретил страже впускать её в свои покои. Однако перед тем, как он сел в паланкин и велел кортежу следовать от дворца к городским воротам, Ливии, вышедшей на крыльцо, удалось-таки заключить сына в объятия. Тиберий видел слёзы и боль разлуки в глубине её больших синих глаз. На миг его сердце дрогнуло, но он не позволил эмоциям взять верх над разумом.
После Тиберия Ливия пожелала обнять Эварну. Будучи хорошей свекровью для обеих жён Тиберия, она столь же тепло относилась и к этой девушке, сумевшей своей любовью растопить лёд в душе сына.
— Заботься о нём, — шепнула Ливия Эварне. — И помни, что его никто не любит так, как любим мы, — затем, уже не сдерживая рыданий, она завернулась в шёлк и отступила к крыльцу.
Впервые за всю историю Рима его правитель оставлял
ГЛАВА 54
В саду за окном дома Антонии громко стрекотали цикады. Возле масляной лампы, горящей на столе, кружились мотыльки.
Сидя на скамейке у постели Гая Калигулы, Агриппина с нежностью напевала ему колыбельную. Это была очень старая песня, которой она научилась у Лиоды. Много лет назад, когда Агриппина не могла заснуть, старая рабыня подолгу пела ей.
Калигула напоминал внешностью Агриппину. Но цвет волос ему передался от отца. «Со временем Гай станет красивым и благородным», — так предполагала Агриппина, глядя на спящего белокурого мальчика.
В углу комнаты Лиода перебирала в вазочке фрукты, убирая те, что были недостаточно зрелыми. Калигула не любил кислое.
— Послушай, — вдруг тихо сказала Агриппина и повернулась к рабыне, — В тот далёкий вечер, когда ты читала линии на моей руке, что тебя так сильно испугало? Ты увидела жестокую гибель моего мужа?
Лиода не ожидала этого разговора. Подняв взор на Агриппину, она тяжело вздохнула:
— Неужели вам так хочется узнать сие, госпожа? Вдруг мой ответ вас испугает?
В глазах Агриппины сверкало любопытство. Опасаясь разбудить Гая, она пересела поближе к Лиоде и взяла её за руки. Пальцы у старой рабыни загрубели от домашней работы и старости. На тыльной стороне рук вздулись вены.
— Умоляю, расскажи мне! — попросила Агриппина.
— Нет, — нахмурилась Лиода.
— Но почему?
— Не стоит знать будущее, госпожа. Оно способно вас напугать.
— Значит, не гибель Германика взволновала тебя?
— Мне известно, как пылко вы любили его, госпожа, но из-за него я не стала бы так огорчаться.
— Всё же тебе известна моя судьба?!
Лиода согласно кивнула голой. Смуглое, некрасивое лицо старой рабыни помрачнело от досады.
Агриппина лишь крепче сжала её ладони:
— Молю тебя, Лиода! Расскажи! К тому же нечестно — знать обо мне что-то важное и не сообщить. В конце концов, речь идёт о моей судьбе!
— Ну, хорошо, — молвила Лиода и пригладила распущенные вдоль плеч кудри Агриппины. — Я знаю, что судьба ваша ужасна, госпожа. Не такой должна быть участь внучки Октавиана Августа. И тем не менее от грядущего никто не может скрыться. Никому не удалось добровольно избежать будущего.
— Что же страшного ждёт меня? — прошептала Агриппина.
— С вами поступят так же, как поступили с вашей матерью, Юлией. Я видела удивительное сходство в ваших судьбах. Как и её, вас ждёт изгнание и убийство.
Сдвинув брови, Агриппина опустила голову. Она раздумывала над словами рабыни.
— Это Тиберий расправится со мной? — спросила она.
— Да. Он.
— Ужасно! Убийца моего мужа восторжествует надо мной! А где же справедливость?
— Увы, госпожа. Боги испытывают нас, — произнесла Лиода.