Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
Петербург жил деловой жизнью. В полдень, как завещано от Петра I, бухала пушка с крепости, возвещая час "адмиральский". Работный люд закусывал прямо на улицах, с рогож, на земле разостланных, мужики скупали блины на подсолнечном масле, жевали сайки со снетками псковскими, извозчики кормились булками с паюсной икрой (это была их повседневная пища), а для бедняков и нищих бабы-поварихи готовили на кострах печенку да вымя коровье. Чиновники помоложе заполняли кофейни, эрберги и кондитерские, но более солидные мужи отечества спешили до дому, где хозяйка с детьми встречала супруга рюмкой анисовки, после чего семейно восседали за стол. Около пяти часов закрывались съезды на бирже,
Екатерина, верная своим вкусам, ограничила себя куском мяса с картофелем, а огурец с ее тарелки стащил Гришка Орлов.
– - Катя, отчего в меланхолии пребываешь?– - спросил он.
– - Да так... Очень уж быстро время летит. Сколько мы с тобою, Гришенька, за одним столом сиживаем?
– - Лет десять уже. Или... надоел тебе?
– - А ведь ты меня разлюбил.
Это было сказано ею удивительно спокойным тоном.
– - Почему так решила, Катя?
– - Не я... так сердце твое решило.
– - Но-но мне! Добро-то наше не забывай. И не надейся, что от нашего брата легко избавиться...
Вспышка семейного разлада продолжения не имела. Вскоре из Ливорно прибыл Алехан Орлов, во дворце он повстречал Петрова:
– - Э, вот ты где прижился! А почто оду ради Чесмы не сложишь? Чтобы завтрева была готова. Ста рублев не пожалею.
– - Покорствую, -- изогнулся Петров в поклоне.
Через день ода была испечена, как блин на сковородке:
Смесившись с кровью, Понт густеет
И вержет на брега срацын
Стамбул от страха цепенеет
Ярится в злобе солнцев сын...
– - Какой сын?– - перебил его Алехан, напрягая кулак.
– - Солнцев. То бишь султан турецкий.
– - Пиши проще: сукин сын -- тогда все поймут.
– - Слушаюсь, ваше сиятельство. Мигом переправлю. Рубан услужал публике -- Петров услужал персонам!
Алексею Орлову хвастать было нечем... Стамбул после Чесмы опасался, как бы в Босфор не вплыли русские корабли, не ведающие пощады. Но подполковник лейб-гвардии Преображенского полка не подчинялся адмиралу Спиридову: вместо прорыва к Стамбулу, Алехан выискивал славы в путанице островов Архипелага, желая с корабельных палуб победить врага на земле. Таких чудес не бывает: флот есть флот, и его назначение -- бой на морс. Правда, Орлов блокировал проливы, доверив эту операцию Эльфинстону. Тот поставил корабли на якоря в Дарданеллах, под огнем турецких батарей велел оркестрам играть музыку, а сам уселся пить чай на палубе. Это было красиво, но бесполезно! Потом, решив навестить Спиридова у Лемноса, Эльфинстон лег на обратный курс. В пути могучий "Святослав", на котором он держал флаг, вздрогнул и затрещал, напоровшись на камни. Эльфинстон вызвал на помощь остальные корабли -- и блокада Дарданслл была сорвана. После этого всей эскадре Спиридова пришлось спуститься дальше к югу -- в поисках нового убежища флоту, какое и отыскали на острове в порту Ауза. Орлов своей волей выкинул Эльфинстона с русского флота, как нашкодившего щенка, а наемник пригрозил ему, что правда о русском флоте вызовет смех во всей Европе.
– - Ступай к черту!– - отвечал Орлов.– - Иначе велю ребро тебе выломать, на огне закопчу и съем за милую душу... Прощай!
Таковы были дела на эскадре, которую Алексей Орлов оставил на попечение Спиридова
– - Разве яицкие казаки орду не удержали? Или проспали?
– - Им теперь не до сна -- на Яике бунт! Но меня заботят дела балтийские. Почитай, Алексей, что Остерман пишет...
Шведский король Адольф-Фридрих умер, Остерман требовал от Петербурга денег, денег и денег-для новых подкупов расшумевшейся аристократии. Остерман пробовал утешить Екатерину: молодой король Густав III испытывает самые нежные чувства к царственной кузине, но императрица знала истинную цену подобным симпатиям в политике. Алексей Орлов был приглашен в заседание Совета... Там сначала зачитали рапорт Спиридова из Архипелага: множество греческих островов отложились от султана турецкого, население приняло русское подданство, а на острове Никосе адмирал основал гимназию, в которой эллины изучают язык российский, как свой государственный. Заодно Спиридов уведомлял Петербург, что Турция начинает заново отстраивать флот, а Франция продает Мустафе мощные линейные корабли типа "султан".
– - Ваше мнение, господа?– - спросила Екатерина.
Никита Иванович Панин сказал, что усиливать блокаду турецкой столицы опасно, ибо "оголодание" Стамбула может побудить османов к более решительным действиям противу армии на Дунае:
– - От сего мир не близится -- удаляется.
Алехан вытянул над столом руку. Эта рука, душившая царей за пьянкой, была утяжелена пересверком бриллиантовых перстней.
– - Вы, граф, никогда войны и не желали!
– - Не желал, -- согласился Панин.– - Ибо внутреннее состояние империи не дает нам права увлекаться успехами на стороне.
– - Но виктории флота и армии российских разве не укрепляют положение внутри империи?– - вопросил Орлов.
– - Одно укрепляется, другое рушится.
– - Или Яика испужались?– - поднялся Алехан во весь рост.– Но я приехал сюда через всю Европу не для того, чтобы...
– - Тихо, тихо, -- остановила его Екатерина.– - Ты приехал, чтобы выслушать от нас истину, а она такова ныне стала, что уже нс собака хвостом вертит, а сам хвост крутит собакой во вес стороны... Мы не одни в свете, и политика наша, увы, запуталась с помощью пруссаков и австрийцев.
Как бы между делом упрекнув Панина, она умолкла. Никита Иванович со зловещим выражением лица ознакомил Алехана с требованиями России. Отныне, маневрируя между Веной и Потсдамом, граф Румянцев на Дунае и граф Чесменский в Архипелаге -- каждый обретал полномочия для мирных переговоров с противником. Екатерина ни единого лишнего дня Алехана в Петербурге не задерживала:
– - Езжай к эскадре и следи, чтобы турки не провели тебя. В этом году на Дунае ничего не случится. Но будем Крым брать...
Алехан вернулся в Ливорно, где разбил сердце знаменитой поэтессы Кориллы, венчанной в Капитолии лаврами Торквато Тассо и Петрарки; красавица боготворила грубияна, в страсти придумывала ему нежные имена: "Варвар, сатрап, демон, фараон, мучитель, дикарь, людоед, сатана, изверг... Как я жила без тебя раньше?" В передней графа Орлова всегда толпились художники, желавшие писать с него портреты, а прославленный пейзажист Филипп Гакерт задумал целую серию картин о Чесменской битве:
– - Но я никогда не видел взрывающихся кораблей.