Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - Возьми и Потемкина, -- сказала Екатерина.
– - На што он нам, ежели вино пьет без азарту?
– - Хоть один трезвый средь пьяных будет...
Из Петергофа отъехал громадный шлафваген, внутри которого скорчился Петр, а верха гигантской повозки облепили, будто мухи сладкий каравай, случайные искатели выпивок и закусок.
Екатерина опустилась на колени перед иконой:
– - Вот и все, Боженька! Вели всем по домам ехать...
Войска потянулись в обратный путь. Очевидец пишет: "День был самый красный, жаркий. Кабаки,
Генерал-полицмейстер барон Корф был обеспокоен всеобщим разгулом в столице. Екатерина говорила ему:
– - Как я могу отнять вино у людей, которые ради меня рисковали всем? Тут все были за меня, а я была с ними заодно...
Только прилегла, ее сразу же подняли с постели:
– - Беда! Все перепились так, что уже ничего не соображают... Измайловская лейб-гвардия поднялась по тревоге барабанами.
– - Зачем?– - спросонья не поняла Екатерина.
– - Валят напролом до твоей милости. Кто-то спьяна ляпнул, будто король прусский тридцать тыщ солдат у Невы высадил, чтобы тебя схватить, а Петрушку вызволить... Ой, беда!
Екатерина снова натянула лосины и ботфорты:
– - Брильянта -- под седло. Шпагу, перчатки.
– - По ошибке -- ночью-то!– - и пришибить могут.
– - А я не из пугливых... Орловы где?
– - Тоже пьяные. Их в Мойку покидали. Плавают.
– - А гетман?
– - Его поленом... по шее! Уже лечится...
Еще издали донесло шум тысяч голосов, трещали поваленные заборы. Екатерина врезала шпоры в бока жеребца, за нею поспевали флигель-адъютанты с коптящими факелами. Женщина вздыбила под собой Бриллианта, и он заржал, скаля зубы.
– - Стойте! Я сама перед вами... стойте!
Ее узнали. Солдаты тянули к себе за фалды мундира:
– - Матка наша, целуй нас... идем до угла-выпьем!
Екатерина отсалютовала измайловцам шпагой:
– - Славной российской гвардии... уррра-а!
Когда откричались, рывком вбросила клинок в ножны.
– - Слушайте!– - и приподнялась в стременах (а смоляные искры факелов обрызгивали ее сверху).– - Я, как и вы, не спала три ночи, и вот только легла, как вы разбудили меня. А у меня ведь завтра тяжелый день-я, ребята, должна быть в Сенате...
Корявые руки. Щербатые лица. Пламя огней.
– - Тока скажи, -- просили ее, -- кого еще рвать-то нам?
– - Всех уже разорвали... спасибо, расходитесь.
Петербург притих. Редкие кареты объезжали на мостовых мертвецки пьяных, как корабли минуют опасные рифы. Утром все мосты, площади и перекрестки были взяты под прицел пушек, пикеты усилены, кабаки заперты. Но уже слышались иные, трезвые голоса:
– - Что ж мы, братцы? За бочку с вином суку немецкую на себя вздыбачили? Опять же раскинь разумом:
– - Павлика! Павлика-то мы все забыли...
Нашлись и горячие головы -- призывали:
– - Пошли, все заново пересобачим! Изберем кого ни на есть другого, заодно уж и похмелимся... после вчерашнего-то!
В ту памятную ночь долго не могли уснуть дипломаты. Прусский посол фон дер Гольц объяснял происшедшее в России так:
– - Вот что бывает, когда жена не слушается мужа.
Екатерина уже приказала русской армии отделиться от армии Фридриха, и это привело Гольца в отчаяние. Заодно с ним переживал британец Кейт, жалуясь на обострение процесса в печени:
– - Интересно, кто вернет мне здоровье, утерянное в общении с русским императором? Полгода непрерывных возлияний, ради укрепления англо-русской торговли, требует серьезного лечения.
Датский посол Гакстгаузен возразил Гольцу:
– - Разве император наказан женою? Его покарал сам всевышний за намерение похитить у Дании земли Шлезвига.
Французский посол Брейтель был в Варшаве -- его заменял Беранже:
– - Екатерина процарствует дня два-три, не больше. У нее ведь нет никаких прав для занятия русского престола.
– - В самом деле, -- добавил шведский посланник Горн, -положение ее чревато опасностями: она попросту лишняя.
– - Как это лишняя?– - удивился австрияк.
– - Вене пора бы знать, -- пояснили ему, -- что в России уже два самодержца: один вывезен в Кексгольм, другой отвезен в Ропшу, готовясь занять камеры в Шлиссельбурге. О чем думает Екатерина? Нельзя же царствовать, имея сразу двух претендентов на корону!
– - Трех, а не двух, -- поправил собрание француз.
– - Простите, кто же третий?– - удивился швед.
– - Вы забыли о сыне этой женщины -- о Павле...
Больше всех огорчался Кейт: на днях он отправил в Лондон депешу о русских делах, имея неосторожность выделить в ней фразу: "Влияние Екатерины на дела в стране совершенно ничтожно".
9. ПЕРВЫЕ ДЕЛА И ДЕЛИШКИ
Сидя на постели, Екатерина натягивала длинные чулки на стройные, мускулистые ноги. Орлов, дремотно наблюдая за нею, сказал, что хорошо бы завести на Руси чулочные фабрики.
– - Без чулок вам, бабам, все равно не прожить.
– - Вот и займись этим, друг, -- Екатерина зевнула.
Она не выспалась, но пора приниматься за дела. У фаворита же дел не было, и, отворачиваясь к стене, Гришка буркнул:
– - Допреж чулок надо бы часовое дело наладить. Чуть подалее от города отъедешь, и на одних петухов надежда...
Пусть Орлов спит -- на здоровье. Екатерина вызвала барона Корфа, справилась о базарных ценах на хлеб и мясо.
– - Куль ржаной муки идет за три рубля, а пуд пшеничной за един рубль. Бараны тоже по рублю, ваше императорское величество. Курица же, самая жирная, стоит пятнадцать копеек.