Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - Сударыня моя, -- сказала Екатерина с ненавистью, -- в пути вы по сотне лошадей брали на станциях... даром! А в Яжелбицах дворня ваша насмерть ямщика прибила и озорничала в дороге, как хотела. Я лишаю вас права при дворе моем бывать...
Вяземского она встретила словами:
– - Россия едина и неделима!– - И указала генерал-прокурору: любое поползновение к самостийности украинской в корне пресекать, -- Богдан Хмельницкий иные примеры дружбы подавал -не такие, как Разумовский.
Она повелела гетману срочно вернуться в столицу. Дела польские усложнялись, и можно было ожидать воины.
– - Мне бы пять лет! Еще пять лет мира... о-о-о!
Рука
– - Швеция рядом, со стороны турок небезопасно, а Крым-Гирей покупает пушки французские... Все!– - сказала Екатерина, отбрасывая перо.– - Я свое дело сделала...
Панин доложил ей, что приставы при царе Иоанне, Власьев и Чекин, изнылись в Шлиссельбурге, отставки молят.
– - Не велики баре... потерпят.
Примчавшись из Батурина, гетман кинулся к ней.
– - Не пускать! Сначала пусть булаву сложит...
А через два дня после ратификации договора с Фридрихом, просматривая ворох челобитных, она задержала внимание на прошении подпоручика Василия Мировича, который плакался на нужду несчастную; он писал, что три его сестры "в девичестве на Москве странствуют и на себе всю бедность как перед сим сносили, так и пононе носят..." Григорий Орлов валялся на канапе, забавляясь с попугаем, давал птице клевать свой палец.
– - Гриша, ты Мировича знаешь ли?
– - Не!– - отвечал фаворит рассеянно.– - Правда, тут недавно какой-то Мирович на куртаг во дворец ломился. Кричал, что он роду знатного и танцевать право имеет.
– - А ты что?
– - А я, матушка, как всегда. Развернулся -- бац в соску! Танцевальщик сей сажен восемь по земле носом вальсировал...
Екатерина затачивала плоский богемский карандаш. Придворный арап в белой чалме распахнул двери, пропуская Панина.
– - Ну? Опять сюрпризы?
– - Дела польские -- дела неотложные.
– - Я так и думала. Нет мне покоя...
8. ПАНЫ КОХАНЫ
Печалью веяло от равнин славянских, на которых разместилась (от Балтики до Карпат) великая Речь Посполитая, республика с королями избираемыми. Путешественник, следуя шляхами коронными, встречал убогие корчмы и каплицы, распятья на развилках дорожных. Крестьяне польские обнажали головы перед каждым путником, бормоча испуганно: "Хвала Иезусу!" -- и проезжий удивлялся: за что этим людям благодарить бога? В самом деле -за что? Нигде в мире не было столь жестокого порабощения, как в Польше, и потому народ никак не участвовал в судьбах "ойчизны". Лучшие же люди Польши давно говорили так: "Что бы ни случилось с Польшею, все равно хуже того, что есть, уже никогда быть не может". Зато слишком горячо боролись за права шляхетские сами же паны. Тоже нищие, но жадные и суматошные, они продавали на сеймах голоса любому магнату, лишь бы сегодня завалиться спать сытым и пьяным. Каждый шляхтич -- клиент магната, а все его клиенты -- уже клиентела. Жупан да сабля -- вот и все богатство ляха. А клочок земли таков, что собака, лежащая посреди панских владений, хвостом взметает пыль на земле соседа. Но зато у шляхтича есть права: магнат, желающий высечь клиента, прежде раскладывает под ним дорогой ковер. А потом клиент садится за стол с магнатом, как равный с равным, и, окуная усы в мед, кричит о вольностях шляхетских:
– - Речь Посполитая сильна раздорами!..
Каждый
– - Круль -- в Варшаве, Радзивилл -- в Несвиже...
Итальянские зодчие оживили этот уголок Белой Руси увядающим дыханием ренессанса, над тихими водами застыли замки, мосты и брамы. Через непролазные болота ведут в Несвиж гати, выстланные бревнами; случись опасность -- мостовые вмиг убираются, и неприятель с воплями погибает в топких трясинах. Жесток и прихотлив, красочен и преступен этот заколдованный мир -- мир литовского магната... А вот и сам князь Радзивилл, по имени Карл, по прозванию рате Косбапки. Десятипудовый враль, обжора и пьяница, который мог бы потягаться с самим Гаргантюа, он носил "мешок" -- литовский жупан, носки его сапог были задраны стручками, а большую бритую голову украшал оселедец -- на манер запорожского. Радзивилл выпивал по семь бочек вина в неделю!
– - А что мне крули варшавские? Я сам круль.
При этом клиентела гремела саблями и куфелями:
– - До чего же скромен наш воевода!
Это без лести -- да, скромен. Польша едва могла собрать армию в 15 000 солдат, а Радзивилл свистнет -- и в поле выезжали сразу 25 000 всадников. Радзивилла по-королевски окружали камергеры, шталмейстеры, виночерпии, ловчий, кофишенки... За стол он сажал сразу по тысяче клиентов!
Свежий весенний ветер задувал в распахнутые окна несвижского замка, Радзивилл принимал сегодня епископа вилснского -- князя Игнация Масальского. Полбочки уже было выпито воеводой, он безбожно врал гостям, что вчера получил письма от двух закадычных приятелей:
– - От Мольера и от Сирано де Бержерака.
– - Так они давно умерли, -- пискнул кто-то.
– - Не пора ли тебя, умника, в окно выкинуть?– - отвечал Радзивилл.– - Я сам знаю, что мои приятели сдохли. Но я же не виноват, что письма от них завалялись на виленской почте...
В подвалах работали насосы, перекачивая содержимое винных погребов на верхние этажи замка, куда и вливалась винная река. Но она не могла затопить помещения: плещущий хмелем водопад тут же перемещался в желудки клиентов, которые осушали полуведерные куфели.
Радзивилл обглодал телячью ногу и бросил ее под стол.
– - А вот, панове-коханы, помню, как англичане не могли справиться с Гибралтаром [9] и позвали меня на помощь. Я, конечно, не отказал им в этой мелкой услуге. Но когда вскочил на крепостной бруствер и оглянулся, то увидел, что сижу на передней части кобылы, а задняя, оторванная ядром, уже валяется во рву. Епископ, -- спросил он Масальского, -- ты разве не веришь?
– - Почему же не верить?– - отвечал Масальский.– - Конечно, верю. Но точно не помню, как было дело под Гибралтаром дальше, потому что в это время я уже лежал намертво убитый...
...В этом замке литовского воеводы бродила неуловимая женская тень. Красавица с тонкими чертами лица, вся в черных одеждах, она ловко уклонялась от пьяных объятий панов, в громадной библиотеке Несвижа незнакомка листала старинные хроники.
Никаких документов о ней -- остались только легенды.
Не из-за нее ли и поссорилась чета Разумовских?
Проспавшись, Радзивилл узнал от рефендаря, что епископ укатил в Вильно, где и собрал для себя громадную клиснтелу.
– - Уж не хочет ли помогать "фамилии"?