Фаворитка
Шрифт:
Так вот, у Марии де Гонзага волосы накручены вовсе не на папильотки, нет, у нее явно был парик. Из хороших, очень похожих на её собственные волос, но парик. А что под париком? Да, ей уже тридцать, а для XVII века это много, в таком возрасте большинство имеет почти взрослых детей. Маркиза де Рамбуйе замуж вышла в двенадцать, Жюлли свою родила лет в пятнадцать, к тридцати годам дочь уже вовсю любовников имела.
Я слишком откровенно разглядывала Марию де Гонзага, но меня и впрямь интересовала эта необычная женщина. Встретившись со мной взглядом, она поджала губы.
Перехватив взгляд, который Сен-Мар бросил на меня, она чуть прищурила глаза. Это мужчина
Она молодец, даже повод нашла, чтобы оказаться со мной наедине и чуть в стороне. Губы привычно чуть раздвинуты в улыбке (я так и не научилась улыбаться и разговаривать с сомкнутыми губами), внешне кажется, что беседуют две лучшие подруги, но присутствующим ясно – сцепились два скорпиона в банке.
Но я не скорпион и хочу жить.
Потому, когда Мария сквозь полуулыбку прошипела:
– Держитесь подальше от герцога де Сен-Мара!
Я в ответ зашипела:
– Кому нужен ваш надутый индюк?! Это он ко мне липнет, а не я к нему.
Взгляд, которым меня одарила красавица, не обещал ничего хорошего. Обмануть её не удалось, Мария де Гонзага не из тех, кто верит честным-честным голубым глазам, особенно если эти глаза только что смотрели на её жениха.
Правильно делает, я бы тоже не поверила, тем более, она в чертова Сен-Мара вложила столько сил…
Мы больше не разговаривали с Марией де Гонзага, все и без того ясно. Она приняла меры и против своего неверного возлюбленного, и против нас с Мари. Знать бы мне наперед, поговорила бы с ней иначе. Но я была слишком самонадеянна и слишком самоуверенна.
Мария, видно, закатила скандал своему Главному, несколько дней он нигде не появлялся. Лакеи говорили, что вынужден замазывать след от пощечин.
После внушения Сен-Мар шарахался от нас с герцогиней д’Эгийон так, словно на наших лицах видны свежие пятна оспы.
Вот так! Сен-Мара в постель не заманили, скомпрометировать его не удалось, зато нажили себе настоящего врага, причем сильного, опытного, с которой герцогине д’Эгийон не справиться.
Если честно, лично я чувствовала облегчение. Мне вовсе не хотелось соблазнять Главного ни в пику Марии де Гонзага, ни просто так. Не нужен он мне. У меня и без него нашлось кому Шекспира читать.
Герцог, как всегда пунктуален. Ровно в полдень он прибыл набивать мне очередные синяки, вернее, чтобы я их набивала, падая.
На мое счастье герцогини не было, её вызвал к себе кардинал (надеюсь, не обо мне беседовать?). Венсана тоже не было, бедолага промочил ноги и валялся с жаром, готовясь отбыть к Господу, если будет призван. Это была простая простуда, которая легко лечится аспирином и горячим душем, но аспирина еще не изобрели, а советовать горячую ванну больному – значило объявить себя сумасшедшей.
Я не рискнула, и несчастному Венсану ставили клизмы и делали кровопускания. Оставалось надеяться, что его крепкий организм выдержит этакое издевательство.
Если не считать подглядывающую Бьянку, то мы с герцогом оказались вдвоем. Я запаниковала, понимая, что если ему еще раз придется поднимать меня с пола, то, оказавшись к нему вплотную, я могу натворить глупостей.
Удар! Еще удар!
– Сударыня, до меня дошли слухи, что вы читаете Шекспира?
Ответный удар и нападение!
– Да, что в этом странного?
– Мне прочтете?
– Что именно?
Он снова нападает, я отбиваю и наношу свой удар. Почти уколола, но… моя шпага, выбитая его неожиданным движением, летит прочь!
Мы одновременно наклоняемся, чтобы её поднять, и оказываемся лицом к лицу. То, чего я так боялась. Я не могу находиться рядом с этим человеком слишком близко, сердце бьется так, что его удары слышны на весь Париж. Лицо заливается краской, выручает только защитная маска, дыхание сбивается.
Сквозь его маску я не вижу лица, только блестящие голубые глаза, в них нет вызова и это пугает сильней, чем если он был.
– Что придет в голову…
Я бормочу что-то о том, что у меня переведена лишь пара сонетов.
– Прочтите по-английски, если помните.
Кстати, вы знаете английский?
Английский да, а вот староанглийский – не уверена, потому пожимаю плечами:
– Немного. Но сонеты мсье Шекспира мне нравятся.
– Вы помните, что за вами долг? Искупайте – прочтите что-нибудь.
Я набираюсь духа и читаю по-английски (если не поймет, свалю все на свое отвратительное произношение):
Кто под звездой счастливою рожден — Гордится славой, титулом и властью. А я судьбой скромнее награжден, И для меня любовь – источник счастья. Под солнцем пышно листья распростер Наперсник принца, ставленник вельможи. Но гаснет солнца благосклонный взор, И золотой подсолнух гаснет тоже. Военачальник, баловень побед, В бою последнем терпит пораженье, И всех его заслуг потерян след. Его удел – опала и забвенье. Но нет угрозы титулам моим Пожизненным: любил, люблю, любим [2] .2
С. Маршак.
Герцог оставил шпагу, снял маску и сел в кресло в стороне, молча наблюдая за мной.
– Еще.
Еще желаете? Я тоже сняла маску и уселась на стул верхом. И плевать, что он обо мне подумает.
Когда в раздоре с миром и судьбой, Припомнив годы, полные невзгод, Тревожу я бесплодною мольбой Глухой и равнодушный небосвод И, жалуясь на горестный удел, Готов меняться жребием своим С тем, кто в искусстве больше преуспел, Богат надеждой и людьми любим, — Тогда, внезапно вспомнив о тебе, Я малодушье жалкое кляну, И жаворонком, вопреки судьбе, Моя душа несется в вышину. С твоей любовью, с памятью о ней Всех королей на свете я сильней.