ФазанЫ на винограднике
Шрифт:
Возьми на ручки
Я был лучшим учеником класса, всю школу одни пятёрки. Любая четвёрка – дома пилка дров, в два голоса:
“Четвёрка хуже двойки! Двойка – просто не знал, четвёрка – значит кто-то знает лучше тебя… Он тебя за пояс заткнёт…”
“Будешь так и дальше учиться – пролетишь мимо института, будешь дворником, улицы мести…”
“Ты должен получить золотую медаль…”
“Ты должен быть лучшим…”
“Не
“Не поступишь… барабанная дробь… прямая дорога в ПТУ”
Жуть.
Знакомые обороты?
Зловещие предсказания начали сбываться
Медаль пала в неравной борьбе озабоченной классухи с моим пубертатом. В выбранный институт с первого раза не поступил. В запасной вариант тоже. И всё бы ладно, год поработаю, поступлю со второго раза, но есть одно осложнение: пенсия по утере кормильца, которую платят только во время учёбы. Какие-никакие, но деньги. Мама напрягла знакомых, и впихнула меня в ПТУ, учиться на телемастера. Чтобы пенсию не потерять.
Я и ПТУ… Я! и пту… Каким высокомерным болваном я был…
И вот первый день…
Знаете, как я это себе представлял? Такой холёный домашний кот, которого кинули на помойку, в центр бродячей кошачьей стаи. Пэтэушники. Такие хулиганы-вырожденцы, обязательно с беломориной, прилипшей к откляченной нижней губе. И, обязательно, в клешах и кепке. В Советском Союзе не особо старались повысить престиж средне-специального образования.
Ожидание /= реальность
Забегая вперёд, там, в фазанке* был, наверное, самый весёлый год в моей жизни. У нас была крутая и очень дружная группа под руководством мастака Ситыча. Подслеповатого, глухого, чего ещё желать студенту?
Не успели мы особо раззнакомиться, как нас отправили в совхоз собирать виноград. Я не был привычен к ручному труду. У нас не было дачи, и мои родные гордились этим. Мы, городские, руки в земле пачкать не будем. Дачи у частников, машины тоже. Слово “частник” произносилось с презрением и плохо скрытой завистью. Снобизм временами принимает причудливые формы.
Как-то я не подумал об этой советской традиции.
Сейчас в кандалах наше ПТУ погонят на плантации, и Ситыч на гнедом коне будет гарцевать по полю и бить нагайкой по нашим мокрым от пота спинам. Я был угрюм, остальные нет. Подошёл к нашим. Феликс травил байки про Банана, пацана из нашей группы. Это как мальчик Бананан из фильма Асса, только на один слог короче. Банан косил под Рому Рябцева, разговаривал чуть в нос, почему-то это считалось круто.
Под “…а остров оказался обитаемым, и когда корабль спасателей подошёл к берегу, в воздухе уже пахло жареным б(Б)ананом”
Все грохнули, Банан насупился, а я понял, что, наверное, ничего страшного во всём этом нет.
Подогнали автобусы, старые раздолбанные ЛАЗы. Нас было так много, что мест не хватало. В открытые двери нашего ЛАЗика просунулся Ситыч. Держа очки перед глазами, он оглядел салон. Высунулся наружу:
– Нет свободных мест всё занято.
Под окнами автобуса стояла стайка
– Пусть залазят!
– Место уступлю!
– На коленках посидят!
Ситыч замахал на нас руками:
– Хватит галдеть! Один автобус поломался, не доехал. Потеснимся?
– Конечно! – заорали мы.
Девчонки полезли в автобус. Одна из них, маленькая, похожая на Румянцеву в фильме “Девчата”, только с залитым лаком начёсом, остановилась возле меня. Я подскочил, говорю:
– Садись, я постою.
Она сверкнула белозубо, сморщила веснушчатый нос:
– Сиди. Возьмёшь на ручки?
– Залезай.
Она без разговоров прыгнула на моё правое колено, обхватила за шею:
– Я Дейчева. Света
“Опять Света…” – подумал я.
Автобус запрыгал на ухабах, Света на моём колене, взвизгивая на особо крутых подлётах. Всю дорогу до Андреевки я прижимал её к груди, чтобы не улетела вслед за моей недавней грустью.
*Фазанка – от ФЗУ, фабрично-заводское училище. Фазанками ПТУ называли в Севастополе, на Украине употребляли слово “бУрса”
Служивые
Как ни старался бесноватый Горбачёв вырубить все виноградники в Крыму, а на мой век хватило. Казалось бы, какое отношение к алкоголизму имеют уникальные сорта винограда, из которых делают элитные вина… Но властный голос сказал “Анкор!”. Горби послушно прыгнул через палочку, и подставил холку под ласковую руку хозяина, радостно виляя хвостом. Конкурента убрали: мелочь, а приятно. А наши виноградари сплюнули и пошли восстанавливать всё, в очередной раз уничтоженное. О выброшенном на помойку истории президенте в Крыму вряд ли кто-то жалел.
Конечно, мы думали: эх, сейчас как нажрёмся винограда!
Конечно, совхозники снисходительно улыбнулись в усы.
Нас послали на уборку самых ординарных сортов: ркацители и изабеллы. Первый был на редкость кислым, от второго характерный привкус и запах не выветривался никогда. Оба в промышленных масштабах потребления вызывали жуткую изжогу и прочие проблемы с пищеварением.
Неподалёку были виноградники с элитными “Победой” и “Кардиналом”, но нас туда не пускали. От бесплатной раб. силы ценный продукт охраняли вполне делового видя дядькИ с ружьями, предположительно, заряженными солью. Мы так думали. К счастью, никто это своими мягкими тканями так и не проверил.
Автобусы остановились на заасфальтированной площадке перед трёхэтажным пансионатом. Нас построили. Ситыч, щуря слепые глаза прошёл вдоль строя, выкрикивая наши фамилии, мы поочерёдно “якали”.
“Потому что дисциплина должна быть!” – говорил Ситыч, торжественно вздымая указательный палец.
Мы согласно кивали: кому, как не нам об этом знать.
Перекличка закончилась, в дороге ни усушки, ни утруски, все доехали до конечного пункта. Пересчитанные девчонки ускакали в пансионат. Их равномерно расселили по трём этажам, а мы на месте сразу оценили удобство перемещения до третьего по балконам без всяких акробатических навыков.