ФБР. Правдивая история
Шрифт:
31 июля 1948 года Элизабет Бентли предстала перед HUAC. Она не была идеальной свидетельницей. ФБР много лет считал ее ненадежной; с 1942 по 1944 год ее заявления относительно советской разведки ложились в ящик, где находились досье сумасшедших. Ее показания нельзя было использовать в суде ввиду ее неуравновешенности и алкоголизма. Любой суд, основанный на ее показаниях, привел бы к «оправданию при весьма затруднительных обстоятельствах»[241], — предупреждал один из помощников Гувера.
Тем не менее Гувер отправил ее в конгресс. Она подробно рассказывала о своей работе тайного агента советской разведки во время Второй мировой войны. Она назвала имена (всего 32), в том числе заместителя министра финансов Гарри Декстера Уайта, семи сотрудников штаб-квартиры Управления стратегических служб Дикого Билла Донована, включая личного
На следующий день Комитет вызвал старшего редактора «Тайм» по имени Уиттакер Чамберс.
Чамберс часто говорил под присягой правду, но не всю. Он рассказывал свою историю ФБР и заместителю госсекретаря А. А. Берли более шести лет назад. Тогда ФБР выслушало Чамберса с недоверием. Гувер и его люди просто не могли поверить словам человека, который когда-то был преданным коммунистом. Теперь поверили.
Чамберс был взъерошен, глаза — красны. Его рассказ был захватывающим. Он вступил в коммунистическую партию в 1925 году и был агентом советской разведки в течение шести лет в 1930-х годах. Он сказал, что Советы внедрили своих шпионов в высшие круги администрации Рузвельта. Одним из них был Лоуренс Дагган[242] — начальник отдела Латинской Америки Госдепартамента США, принимавший участие в создании Специальной разведывательной службы ФБР. Другим был Алджер Хисс — еще один выдающийся деятель Госдепартамента, который теперь руководил фондом Карнеги за мир во всем мире. Председателем фонда был Джон Фостер Даллес, который стал бы следующим госсекретарем, если бы республиканцы выиграли президентские выборы в ноябре.
Утром 3 августа 1948 года главный следователь Комитета палаты представителей по расследованию государственной измены и подрывной деятельности против США Роберт Стриплинг отвел Чамберса на закрытое слушание, чтобы начать допрос. Первый вопрос: был ли Чамберс, «являясь членом коммунистической партии, осведомлен о так называемой шпионской группе, которая была организована или функционировала в Вашингтоне?».
«Нет, не был»[243], — ответил Чамберс.
Это была наглая ложь. Но когда Комитет собрался в то утро на публичное заседание, перед толпой репортеров и фотографов в помещении для заседаний Бюджетного комитета палаты представителей — крупнейшей публичной арене на Капитолийском холме, Чамберс изменил свои показания. Он сказал, что входил «в подпольную организацию Коммунистической партии Соединенных Штатов Америки» с 1932 по 1938 год. Он назвал восемь членов этого кружка. Самым узнаваемым именем было, несомненно, имя Алджера Хисса.
«Целью этой группы в то время был не шпионаж, — сказал Чамберс. — Его изначальной целью было проникновение коммунистов в американское правительство. Но шпионаж был, безусловно, одной из его конечных целей». Это был решающий момент. Проникновение и незримое политическое влияние были безнравственны, но, вероятно, не противозаконны. Шпионаж был предательством, традиционно наказывавшимся смертью».
Это различие уловили самые умные члены HUAC. В тот день конгрессмен Ричард Никсон задавал Чамберсу самые острые вопросы. Он знал, какие вопросы нужно задавать, потому что знал на них ответы. Он изучал папки ФБР на протяжении пяти месяцев благодаря Дж. Эдгару Гуверу. Никсон начал свою политическую карьеру в погоне по следам Хисса и скрытых коммунистов Нового курса.
Трумэн высмеивал охотников за «красными» вроде Никсона и осуждал преследование Хисса. Но он ни разу публично не критиковал Гувера. Он не посмел бы.
«Он не выполнял приказы Трумэна»
Это был опасный момент в американской демократии. Гувер больше не слушал президента.
«Гувер сделал свое дело, — сказал Стивен Спингарн — руководитель армейской контрразведки, недавно назначенный советником по безопасности Белого дома. — Он не выполнял приказы ни Трумэна, ни кого-то другого, и меньше всего — министра юстиции Соединенных Штатов»[244].
Министр обороны Форрестол настаивал на том, чтобы президент дал Гуверу полномочия по обеспечению в стране правопорядка и ведению разведки — сделал его
Гувер противостоял министру юстиции Кларку по вопросу полномочий ФБР задерживать тысячи американских граждан, подозреваемых в политической нелояльности, в случае серьезного кризиса в отношениях с Советским Союзом. Теперь, когда была выявлена общая картина советской разведывательной деятельности в Соединенных Штатах, доказывал Гувер, час кризиса близок.
«Мы начали ссориться, — сказал министр юстиции, — по вопросу о «коммунистической инфильтрации»[246].
С самых первых дней создания ФБР существовало понимание, что министр юстиции должен знать, что делает Бюро. Таким образом, знал бы и президент. Но когда Гувер потерял доверие к Белому дому, он стал чрезвычайно замкнутым. Он скрывал разные вещи. В сфере национальной безопасности он предпринимал действия, выходившие за рамки закона и Конституции.
Теперь Гувер составлял планы на крупнейшие репрессивные акции в отношении американских коммунистов, включавшие массовые аресты и помещение подозреваемых в политической нелояльности в военные тюрьмы на военных базах, тайную тюремную структуру для американских граждан и приостановление действия закона о неприкосновенности личности. Помощник Гувера по национальной безопасности Мики Лэдд начал разрабатывать детальную «программу арестов коммунистов»[247] в октябре 1948 года, включая «проект соглашения с министром сухопутных войск» о содержании арестованных на военных базах в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и их окрестностях, откуда те должны были отправиться в федеральные тюрьмы. По этому соглашению офицеры ФБР, ЦРУ и армейской разведки должны были делить между собой обязанности по проведению тысяч и тысяч допросов.
Прошло почти два года, прежде чем Гувер официально не проинформировал Белый дом и Национальный совет безопасности: «На протяжении нескольких месяцев представители ФБР и министерства юстиции составляли план действий на случай чрезвычайной ситуации, когда возникла бы необходимость арестовывать и задерживать людей, потенциально угрожающих внутренней безопасности страны»[248]. Аресты должны были начаться в военное время, в случае критической ситуации, национального кризиса, «угрозы вторжения» или «мятежа». По этому плану президент должен был подписать указ, приостанавливающий действие закона о неприкосновенности личности, и дать указания ФБР начать массовые облавы по всей стране. Министр юстиции должен был послать президенту «основной ордер», приложенный к «Алфавитному указателю безопасности», о существовании которого Гувер в конце концов проинформировал президента. «На протяжении долгого времени ФБР накапливало имена, устанавливало личности и род деятельности отдельных людей, — писал Гувер. — Этот алфавитный указатель сейчас содержит приблизительно 12 тысяч имен людей, из которых приблизительно 97 процентов являются гражданами Соединенных Штатов». Это число в конечном счете удвоится. «План требует, чтобы каждому арестованному было предъявлено обвинение и предоставлена возможность индивидуального слушания дела, — рекомендовал Гувер Белому дому. — Процедура слушания не будет связана правилами дачи свидетельских показаний».
Гувер составил планы заполнения исправительных центров во время чрезвычайной ситуации в стране, и конгрессв 1950-х годах тайно профинансировалсоздание шести таких лагерей[249]. Но ни один президент в годы холодной войны серьезно не рассматривал вопрос о массовом лишении свободы людей, подозреваемых в ведении подрывной деятельности. Это сделал первый президент, пришедший к власти в XXI веке.
Гувер, подобно своим соотечественникам-американцам, предполагал, что губернатор штата Нью-Йорк республиканец Томас Э. Дьюи будет избран президентом в ноябре 1948 года. Дьюи, создавший себе репутацию борца с преступностью, был бы первым консерватором в Белом доме на памяти целого поколения. Гувер действовал закулисно в поддержку Дьюи, который разделял взгляды Гувера на чрезвычайную ситуацию, которая стояла перед Соединенными Штатами. Гувер надеялся, что новый президент даст ему новые полномочия, возможно сделав его министром юстиции и позволив сохранить руководящий пост в ФБР.