Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле
Шрифт:
– Я и другие свидетельства мог бы привести особого доверия ко мне господина моего императора Фридриха, – продолжил Поппель многозначительно. – Он выделяет меня среди прочих слуг своих, полагаясь на мои дар красноречия и убеждения. Особым указом император наделил меня землёй возле Вены. К сожалению, воспользоваться этим подарком я не смог, ибо венгерский деспот Матфей Корвин предательски захватил столицу нашу.
– Где же теперь обитает Фридрих и почему он допустил врага в столицу? – вопрошал Патрикеев.
Поппель прикусил язык. Красноречие его, вдохновлявшее на похвалы властителей Англии, Испании и Франции, приносило в этой дикой стране одни неприятности. Опять эти неучи слушают его с подозрением, подвергая проверке каждое сказанное им слово. Всё это, конечно, от незнания и безграмотности, но впредь нужно ему быть осторожнее.
– Сын императора, вдовец Максимилиан занят отстаиванием бургундского наследства, оставленного ему покойной женой, герцогиней Марией. Главные войска империи находились во Фландрии – отчине Марии. Это и позволило Матфею отобрать столицу нашу. Теперь несчастный император наш вынужден скитаться из города в город, ожидая помощи от сына. Империя Римская германской нации слишком велика и занимает полмира – трудно защищать границы её.
– Бедный император, – посочувствовал Патрикеев явно некстати.
Курицын, видя, что дальнейшая беседа направляется не в то русло, поспешил выручить рыцаря, боясь дальнейшего его уничижения.
– Наш государь просит тебя, славный рыцарь, изложить твои предложения, с коими ты приехал к нам, на бумаге на немецком или на латинском наречии. С тем и будем прощаться сегодня до следующей встречи нашей.
Немец встал из-за стола, за ним – Курицын и бояре, но не все. Данила Холмский уже не дремал, а сладко спал, положив седую голову на узорчатую скатерть.
Иоанну Васильевичу было доложено о свидании с германским послом следующее: «Излишне болтлив, хвастлив, самонадеян. Но это на пользу нам. Из речи его видно, император имеет немалый интерес к государству нашему».
Оставшись один в отведённых ему покоях, Поппель долго не мог сосредоточиться, мучаясь от недосказанности и двойственности своего положения. Оказалось, пышный приём, вскруживший ему голову, был лишь данью уважения не к нему лично, но к миссии им представляемой. До утра он составлял текст письма Иоанну Васильевичу на латинском языке, в котором был особенно силён. Строчки письма расплывались в необъятном море красноречия рыцаря, так что не было видно истинного намерения его господина императора Фридриха. Недовольный рыцарь рвал в клочки гербовую бумагу с императорским вензелем и настойчиво писал снова и снова, пока под утро не вывел:
«Цезарь великий римский, узнав от меня о мудрости и вельможности твоей, пожелал быть с тобой, Великий князь и государь московский Иоанн, в большой милости и приятельстве. В знак этого, просит он выдать дочь твою за маркграфа Баденского Альбрехта, племянника своего, сына сестры его родной. Многие государи будут не рады, узнав, что московский Великий князь находится с цезарем в знамости и приятельстве. Посему низкий поклон, пожелание крепкого здоровья и процветания державы твоей от цезаря Фридриха Священной Римской империи германской нации и сына его Максимилиана, короля римского, правителя Бургундского».
Получилось коротко, но убедительно. Довольный собой, рыцарь немецкий заснул лишь под утро.
Со второй встречей не затягивали. Правда, она мало чем отличалась от первой. Поппель, повторяя тирады о секретности предпринятого им предприятия и значимости персоны своей, просил о личной встрече с государем. Обещали довести его просьбу до ушей государя. Письмо же его было тот час переведено греком Юрием Траханиотом и передано на ясные очи Иоанну Васильевичу.
– Что думаешь, Фёдор? – обратился к Курицыну государь, закончив читать послание Поппеля.
Дьяк недоумённо пожал плечами.
– Всего ожидал, государь: предложения о союзе против турок, вопроса о секретной дружбе против Польши, просьбы разорвать договор с Венгрией. А тут выдать дочь. Да за кого? Не за особу королевской крови, а за какого-то маркграфа Баденского. Что велишь отвечать, государь?
Иоанн Васильевич улыбнулся.
– Передай Поппелю так: «Выслушав посла императорского, государь Всея Руси, Великий князь московский Иоанн Васильевич отпускает его обратно, а к цесарю своего посла пошлёт, так как любви и дружбы он с цесарем желает».
– Так и передам, государь, – Курицын низко поклонился. – А как с отпускной встречей? Не обидится ли цесарь, Иоанн Васильевич, что посла его ты не принял самолично? Просится Поппель на приём. Чую, что-то не договаривает немчина.
– Приму, Фёдор. Повременим пока. Пусть ждёт, рыцарь. Ты объяви ему мою волю, посмотри, как воспримет её. Если всё терпеть будет, значит, вправду, цесарь дружбы с нами желает. Но, боюсь, не понимают немцы величия державы нашей.
Поппель бесновался в приёмной избе. Шпагой все стены исполосовал, обед со стола смахнул, слуг по щекам отхлестал, рубашку на себе в клочья изорвал, остановился только тогда, когда клок рыжих волос вырвал на макушке. Но это после было. А при Курицыне же был тих и покладист, смиренно принял слова государя, откланялся молча и молча же удалился в сопровождении свиты своей.
Как быть? Что делать? Поппель лежал на деревянных полатях, уперев взгляд в потолок. Злоба на всех и вся душила его. Первый раз в жизни события шли наперекор воли его. Не было такого ни в Англии, ни в герцогстве Люксембургском, ни в Кастилии, ни в Гранаде, ни в Барселоне, ни в Париже. Что возомнили о себе московиты? Ни балов тебе куртуазных, ни рыцарских турниров, ни соколиной охоты. Одни загадки загадывают, на которые нет ответа. Как быть, если не примет его государь московский? Что скажет он Фридриху? Утратил император почти все земли свои: Венгрию, Чехию, Нижнюю Австрию. Враги по пятам наступают. Ночует Фридрих то в монастыре, то в крестьянском доме. Сын, Максимилиан, не слушает его, не понимает, что отчину свою теряет, родной дом, где вырос. Увяз в войне с Людовиком французским за Бургундское наследство. Но и в Бургундии нет поддержки. Любили там Марию, молодую жену его, но не Максимилиана. В Брюгге полонили его горожане. На выкуп вся казна имперская и ушла. Нечем императору за лошадей и слуг расплатиться. «А тут я ещё о сдаче Вены неприятелю проговорился». Застонал Поппель от отчаяния. От бессильной злобы хотелось на стены лезть, на луну выть. Только на ком сорвать её, злобу?
Под утро, разметав подушки и покрывала, наконец, заснул рыцарь, и приснился ему… рыцарский турнир в славном городе Нюрнберге.
Трубят трубадуры, собирается на поединки весь цвет рыцарства. Из Испании, Фландрии, Англии, герцогств Люксембургского и Бургундского гости приехали. В ложе – император Фридрих, рядом сын его Максимилиан, курфюрсты всех земель немецких.
Прекрасная Маргарита, руки которой добивается Поппель, бросает ему носовой платок с вышитым вензелем изящным. Он налету подбирает платок, Маргарита шлёт ему воздушный поцелуй. Поппель скачет на коне вдоль ложи, бросает девице алую розу. Почётные гости, сраженные его галантностью, хлопают в ладоши.