Феникс Побеждающий
Шрифт:
— Вы предполагаете, что их технологический уровень ниже нашего? Ниже? Я всё это время считал, что они развитее…
— Мистер Радамант. Если бы всю жизнь вы провели в неразвитом обществе, а потом неожиданно оказались в Золотой Ойкумене — каким технологическим достижением вы бы побаловали себя в первейшую очередь?
Фаэтон посмотрел на Дафну, как на пример. Сказал:
— Мы его растлили. Скарамуш завёл учётную запись в Ноуменальной Системе Бессмертия, так ведь?
— Теперь предположим, что вы — вражеский шпион. В хранилища сознаний
Фаэтон оглядел собеседников.
— Есть в вас — и у Военного Разума, и у Аткинса, и у Гончей — какое-то недостойное человека хладнокровие. Вы без предупреждений застрелили невиновного.
— Если полицейский вынужден стрелять сквозь заложника, чтобы обезвредить преступника в его голове, кто виноват? Полицейский, или преступник, умышленно заслонившийся человеком? — возразил Гончая, а Аткинс похлопал Фаэтона по плечу:
— Вам нужно отдохнуть, сэр. Похоже, у вас расширители интеллекта разрядились. Военный Разум! Расскажите новобранцу о судьбе мистера Лавочника.
— Мистер Честный Лавочник ничего не заметил. На данный момент он поправляется в заполярном филиале Банка Ноуменального Бессмертия Орфея.
Аткинс отвернулся на восток. Света не было ни лучика, но запах зари уже висел в ночном воздухе, и, одна за одной, птицы на берегу просыпались и начинали наперебой петь.
— Скоро рассветёт, — бросил Аткинс.
— Обожаю зарю! Заря — время надежды. Под её светом я чувствую обновление сил… Так что, будем воевать с этими… существами? С чудищами? — сказала Дафна.
— Вообще-то я имел в виду, что до восхода нам всем стоит спрятаться. Ночью мы для зондов невидимы, если только им смелости не хватит светить на нас каким-нибудь излучением. Но, с хорошим отражателем и высокоразрешающей матрицей, днём нас даже с Марсианской орбиты видно как на ладони.
Дафна мрачно взглянула на ночное небо.
Аткинс начал излагать план:
— Думаю, Фаэтону стоит продолжать маскарад. Если он оправдается перед Наставниками, об этом узнают все, и враг в том числе. Поэтому он должен без явной посторонней помощи связаться с Нептуном, наняться к ним и вернуть корабль. Когда Фаэтон окажется на борту, они объявятся. Всё это время они хотели заполучить броню.
— Без брони нельзя управлять каскадами сознаний корабля, и околосветовой полёт будет крайне опасен, или вообще невозможен. Но зачем им Феникс?
— Не знаю точно, но узнать намерен. Теперь у нас два направления их сигналов. Если в точке пересечения просто висит их звездолёт, то только ваш корабль сможет его, в случае чего, догнать. Воинственный разум?
Около кроваво-красного гоплита проявилось окошко с координатами:
— Вот направления их сигналов.
— Вычислите пересечение.
Звёздный атлас в голове Фаэтона был лучший на рынке, и в астрономических вычислениях Софотеки пользовались примерно таким же, поэтому Фаэтон
— Примерно шестьдесят градусов за Юпитером. Точка Лагранжа. До неё примерно пять астрономических единиц, поскольку Юпитер в апогее. Значит, враг пользовался ретранслятором, и поймали мы только подсобника, если только Молчаливые не припарковали корабль в самой гуще города-роя.
— Плохо, — сказал Аткинс. — Придётся либо искать их командование, либо заставить их вылезти. Враг потерял агентов, он станет осмотрительнее. Нужна приманка. Такая, чтобы никто не устоял.
Фаэтону не понравился оценивающий взгляд Аткинса.
— Да вы, должно быть, шутите.
— После вашей присяги и загрузки курса молодого бойца мы сможем отправиться.
— Такого не случится, — гордо выпрямился Фаэтон. — Я согласен оказывать вам помощь, как свободный человек свободному человеку, но подчиняться чужим приказам не намерен.
Вступил Гончая:
— Похоже, Аткинс слишком воспитан, чтобы подать шантаж как шантаж. Если откажетесь — вас ждёт суд за предательство. Согласитесь — получите Военную Систему Бессмертия, свободную от руки Орфея и Наставников.
Аткинс искоса взглянул на экран.
— На самом деле я собирался воззвать к чувству долга. Он ещё не знает, чем во время войны чревато своеначалие.
Фаэтон сложил руки на груди и глубоко вздохнул. Он понимал только то, что очень устал. Устал телом, устал умом, устал душой. Устал от принуждений, от махинаций. Должен же быть в шантаже Аткинса какой-нибудь очевидный изъян! Но обессилевший разум недостатка никак не замечал.
Фаэтон задумчиво посмотрел на Дафну, которая вроде бы и смотрела на горизонт, и улыбалась, но вроде бы и спала.
— Дафна!
Она проснулась, открыла сияющие глаза, взглянула на него.
— Ммм? Да? Что такое, дорогой?
— Я без сил совершенно, и мозг думать отказывается. Ни малейшей идейки нет.
Её это будто бы позабавило.
— И что же я могу сделать, дорогой?
Он раскинул руки в стороны:
— Не знаю, совершенно. Ты пришла спасать меня? Ну давай, спасай.
Дафна заулыбалась, будто обрадовавшись такому вызову.
— Ну что, дорогой, слушай свою жёнушку внимательно. Советую вести конспект, я потом контрольную проведу. Готов? Аткинс гонит осла, то есть тебя, кнутом и пряником. Кнут — обвинение в измене. Начинка пряника — бессмертие, но пряник этот зачерствел.
Она наклонилась поближе и с горящим взором продолжила:
— Если бы ты меня дослушал, ты бы узнал, что Аурелиан в Тадж-Махале рассказал мне, что наше переносное ноэтическое устройство может не только считывать, но и записывать. Там же почти бесконечная память, сам же говорил. Правда, для записи, как и для старой ноуменальной системы, нужен Софотек, и Аурелиан предложил принять на себя сию обязанность. Всё, что нужно — выйти в сеть, подключиться к фильтру ощущений Поместья Аурелиана, и он запишет резервную копию.