Фея мёртвого города
Шрифт:
– Очень даже просто, если на свежий торт в шоколадной глазури взгромоздить огромный эрегированный пенис.
– Что?
– я смотрела на нее как на сумасшедшую, потому что, во-первых, слабо себе представляла "огромный эрегированный пенис", а уж тем более на шоколадном торте.
– Зачем?
– Я видела, что ты совсем раскисла, - начала оправдываться подруга, - вот и решала утроить нам праздник и организовать девичник. Ну а как же без торта?
– Ну почему эротический?
– никак не удавалось понять мне.
– Почему не торт "Черепашка" или, в конце концов, "Дамские пальчики"?
– Это не так весело.
– О да, подруга. Теперь она с меня есть. Спасибо. Просто шедевр!
– Давай без сарказма, - покачала головой Маша.
– Ну, с кем не бывает.
– Ни с кем не бывает. Никто не дарит своему преподавателю торт с пенисом! Никто!
– Да успокойся ты, сейчас пойдем на кафедру и заберем торт, и будем выглядеть жадными, но зато не распутными.
– Ладно, - попыталась я взять себя в руки, - и кто же туда пойдет?
– Ты, - тут же ответила подруга, - кто отдал, пусть тот и забирает. Это справедливо.
– А, по-моему, справедливо, что пойдет тот, кто притащил это безобразие в университет! И в следующий раз пиши на коробке ни просто 'Торт', а 'Детям до 17ти, заглядывать под крышку только под строгим присмотром родителей'.
Я резко поднялась и вышла из аудитории, провожаемая недоумевающими взглядами. Подруга следовала за мной по пятам.
– Ты куда? Неужели забрать торт?
– Нет, - ответила я, даже не обернувшись.
– В деканат. Попрошу меня отчислить, пока не поздно.
– О, да ладно.
– Подруга схватила меня за руку, потянув назад и вынуждая остановиться.
–
Давай мыслить здраво и не совершать никаких опрометчивых действий. Мы выпутаемся.
– Как?
– Я прямо сейчас пойду и заберу торт, все им объяснив. А что, я молодая девушка с нормальными сексуальными и гастрономическими потребностями.
– А рад за вас, Мария.
– Мы замерли, боясь обернуться, но не нужно было иметь глаза на затылке, чтобы понять - там стоит Вячеслав Вивьенович, и он был очень и очень зол.
Как в замедленной съемке нам удалось повернуться к нему и даже изобразить на лицах подобие улыбок. Но, встретив суровый взгляд и пунцово-красное лицо преподавателя, они поникли. Мужчина напоминал огненного дракона, мне даже показалось, что из его ноздрей валит сероватый пар. Все-таки они открыли эту проклятую коробку.
– Ваша группа - мой личный крест, и до сих пор я нес его молча и терпеливо. Но это... это переходит всякие границы норм морали. Вы думаете, это смешно?
– О чем вы?
– захлопала ресницами Маша, слегка выпячивая ярко-розовые губы.
– Вы знаете о чем, - закричал преподаватель. Нам повезло, что коридор оказался пуст, и никто не видел, как наши лица побледнели, постепенно накаляясь до огненно-красного. Такого позора я не испытывала никогда.
– Не стоит прикидываться дурочкаим. Ваш торт. Думаете, это очень весело?
– Какой торт? Я ничего про него не знаю.
– Довольно. На карточке заказа значится ваше имя. Так что, Мария, будете отрицать или мы сократим этот нелегкий процесс?
– Ребята отобрали у нас этот торт, и мы не успели их предупредить, - подала я голос, уже понимая, что совершаю огромную ошибку. Но нельзя было просто стоять и смотреть, как этот изверг втаптывает в грязь мою подругу.
– Да, неужели. И зачем вам такой экстравагантный торт, Ветрова?
– нахмурился преподаватель, скрестив руки на груди, резко став старше лет на десять. Сейчас перед нами стоял не молодой специалист, а старый брюзга.
– Я был о вас лучшего мнения.
'Нет, не был', хотелось добавить мне, но я сдержалась. Этот человек наверняка полагал, что его студентка живет на кладбище и приносит в жертву Сатане комнатных собачек.
– Мы берегли его для девичника, - с вызовом ответила за меня Маша.
– И мы не виноваты, что эти мозголомы стащили его и принесли вам в подарок. Так мы можем забрать свой торт? Вы его не испортили?
Я дернула девушку за руку, но оказалось поздно. Вячеслав Вивьенович глубоко вздохнул, набирая полную грудь кислорода, и сжал руки в клаки. На долю секунды мне даже показалось, что он ударит нас, но мужчина, кажется, сумел совладать с собой.
– Прямо сейчас вы обе идете на кафедру и объясняете достопочтенным профессорам, почему на их столе оказалась эта пошлость и что вы - распущенные девушки с низким уровнем интеллекта. Я и они ждем объяснений!
– Да с какой стати...
– Маша, - но она меня не слышала.
– Если данный торт шокировал вас и глубоко ранил ваши чувства, то это не наша вина, а чье-то ханжество. Мы живем в двадцать первом веке и вправе сами выбирать себе кондитерские изделия.
– Мы извинимся, - тут же перебила ее я, заметив, что у Маши кончился воздух, и она делает глубокий вздох для следующей тирады.
– Мы извинимся и все объясним.
– Я жду, - бросил нам преподаватель, прежде чем развернуться на пятках и гордо удалиться на кафедру.
Мы остались в коридоре только вдвоем, крепко держась за руки и уставившись в пол. Мысли разом куда-то подевались, оставив меня в абсолютной тишине. Казалось, мир стал необитаем, а я и Маша - последние люди на всей планете. Если бы это было так. Внезапный вирус, ядерная волна, и нам бы уже не пришлось идти в эту крошечную комнату, которая в прошлом была шахтой грузового лифта. Не стало бы ни Ирки Плетьиной, ни Вивьеновича, ни этого проклятого торта с мужским достоинством на верхушке. Мы ждали, но мир не менялся.
– И что скажем этим эстетам?
– первой ожила подруга.
– Не знаю, сымпровизируем. Наверное.
– Я уже ни в чем не была уверенна. Лишь в том, что это будет самый унизительный опыт в моей жизни.
– Просто давай сделаем это. А после этого, чур, ты выстрелишь мне в голову, и избавишь от этих воспоминаний.
– Нет, тогда кто выстрелит в мою?
– рассмеялась она, обнимая меня и почти силой подтаскивая в деревянной двери, на которой висела табличка 'Кафедра'.
Нам потребовалась еще целая минута, чтобы собрать всю волю в кулак и постучать. По ту сторону раздалось сдержанное 'войдите'. Мы улыбнулись друг дружке и, открыв дверь, ступили в комнату. Почти все ее пространство занимал огромный стол, составленный их трех маленьких рабочих, за которым сидело шесть мужчин. В чем-то они даже были похожи между собой - строгие светло-серые костюмы, аккуратно уложенные волосы, сосредоточенные лица. И все они смотрели на нас, я вспомнила, как несколько минут точно также была погребена под взглядами сокурсников, но в данном случае, единственной эмоцией, витавшей в воздухе, стало непомерное раздражение.