FIASCO. Исповедь трейдера с Уолл-Стрит
Шрифт:
Казалось, что мексиканские инвесторы начали готовиться к большой гадости. Появились тревожные признаки. Резервы иностранной валюты страны кактусов истощались. Центральный банк Мексики спустил драгоценные запасы на удержание обменного курса песо, когда иностранные инвесторы принялись избавляться от этой валюты в массовом порядке. B то же время в стране нарастало политическое напряжение. Ходили слухи о почти постоянных жестоких бунтах.
Удивительно, но, несмотря ни на что, Morgan Stanley продолжал свой бизнес в Мексике или, по крайней мере, сообщал об этом широкой публике. Занимавшийся этой страной аналитик компании Чип Браун неизменно вещал о благоприятной ситуации. Бартон Биггз, гуру новых рынков из управления активами Morgan Stanley, публиковал оптимистичные
Я не понимал, говорится ли все это не от чистого сердца или по простоте душевной. Конечно, кто-то в Morgan Stanley и предупреждал о грядущем мексиканском апокалипсисе. Достопочтенный профессор Руди Дорнбух из Массачусетского технологического института (Massachusetts Institute of Technology) считал: все эти «мыслители» выплескивают телячьи восторги только благодаря тому, что их фирмы «лезут в страну через черный ход». Знал я и в Morgan Stanley людей, не разделявших мнение аналитиков фирмы, а наоборот, высказывавших беспокойство. Но все равно те, кто не мог нарадоваться мексиканским рынком, искренне ли или нет, вскоре поперхнулись своими словами.
Bo вторник 20 декабря 1994 года мексиканское песо обвалилось. Центральный банк Мексики обрадовал весь финансовый мир мгновенной девальвацией национальной валюты на 12,7%. Без всякой помощи Центрального банка песо перепрыгнуло нижнюю границу валютного коридора, курс за две минуты упал от 3,46 песо за доллар до 3,92. Мексиканский фондовый рынок последовал за мексиканской валютой, процентные ставки взлетели до небес. Песо, пока суть да дело, продолжало падать, курс его за несколько дней снизился примерно на 40%.
Мы пытались связаться с нашими клиентами из различных мексиканских банков, но некоторые из них даже не могли говорить, а один просто безудержно рыдал. Падая, песо увлекло за собой и банки, свалившиеся со стены, как Шалтай-Болтай, и теперь, точно так же, как
Шалтая-Болтая, их безуспешно собирали по кусочкам. Те, кто предполагал, что банки хоть как-то готовились к неприятному варианту развития ситуации, ошибались. Денег в банках не было, балансовые отчеты сверкали пустотой. Если бы какой-нибудь банк объявил дефолт, то рыдания могли бы начаться и в Morgan Stanley. Хотя группа производных и уменьшила некоторые позиции по «свопам в песо», по оставшимся мы были должны десятки миллионов долларов. Вопрос стоял так: сможем ли мы рассчитаться с долгами?
Прежде всего я подумал, что, верно предсказав падение песо, я выиграл десять долларов и у меня останется материальное доказательство своей правоты.
На следующий день песо, стоившее утром 25 центов, опустилось до 20. Центральный банк Мексики созвал конференцию, на которой убеждал инвесторов: все будет хорошо. Никто не поверил. Мексиканские и американские правительственные чиновники успокаивали вкладчиков по телевизору. Их мольбы никто не услышал, и песо продолжило свободное падение. Предоставленное нам залоговое обеспечение «свопов в песо» обесценилось гак, будто мы дали несколько сотен миллионов долларов взаймы под честное слово. Ситуация привлекла внимание высшего руководства. Члены «банды четырех» и примкнувшие к ним Питер Карчес и Кен де Ригт нервно мерили шагами торговую площадку. События развивались по наихудшему сценарию.
К счастью, деньги по облигациям MEXUS были выплачены 2D декабря, всего за несколько часов до обвала песо, и мы смогли сохранить десятки миллионов долларов. Моя сделка была спасена буквально в последнюю минуту. Меньше повезло другим инвесторам. Известный конспиратор-теоретик Страшила предположил, что катастрофа с песо — результат сговора правительства с Serfin, а возможно, и с другими мексиканскими банками. Неужели девальвация песо немедленно после погашения MEXUS, принадлежавших банку Serfin, — простое совпадение? Там же было на 100 миллионов долларов неоплаченных бумаг, и Serfin принял бы на себя первый удар обесценения песо. Кроме того, Serfin проиграл бы и на «свопах в песо» — как от роста стоимости долларов США, которые он был должен, так и от падения песо, которые были должны ему.
Страшила утверждал, что Serfin, имевший связи в политических кругах, ввиду своего отчаянного финансового положения не мог выжить без полного погашения всех сделок с MEXUS. Насколько такие предположения можно считать обоснованными? Serfin по величине занимал третье место среди мексиканских банков, и его руководители имели очень широкий круг знакомств. Тем не менее неопровержимых улик заговора не существовало. Сообщив о финансовом росте за четвертый квартал 1994 года за счет сделок с иностранной валютой, Serfin вызвал онре- деленное удивление: получалось, что или отчеты банка написаны левой ногой, а на самом деле деньги потеряны, или же Serfin смог закрыть все сделки до падения песо благодаря своим связям в политических сферах. Полагаю, первый вариант имеет большее право на существование. Несмотря на так называемый «рост», скрыть свои трудности банк не мог, сократив, в частности, на треть число сотрудников в нью-йоркском представительстве.
Инвестиционное сообщество с удивлением восприняло известие о большой игре, которую вели в Мексике многочисленные компании и взаимные фонды. Citicorp, например, раньше едва-едва способный распространить там кредитную карту Diner's Club, сегодня признавал: 40% от заработанных им в 1994году 3,2 миллиарда долларов — плод операций на возникающих рынках. Chemical Bank сознался в потере 7D миллионов на называемых им «недействительными» сделках в мексиканских песо. Взаимный фонд под эгидой Fidelity, именуемый Asset Manager, — кстати, один из крупнейших в мире фондов такого рода— вложил в латиноамериканские обязательства 2D% своих активов. Только за 1994 год для работы на новых рынках было создано 60 фондов. Вы случайно не владели акциями одного из них? По данным «Wall Street Journal», Morgan Stanley входил в число крупнейших продавцов мексиканских производных этим новорожденным. С тех пор как подобная информация стала достоянием общественности, мы начали готовиться к худшему. Директор-распорядитель одной из страховых компаний сообщил репортерам: будут жертвы.
Агентства, определяющие степень надежности ценных бумаг, принялись издеваться над каждой попавшейся им на глаза мексиканской облигацией. Standard & Poor's снизило рейтинг надежности долговых бумаг множества эмиссий, и в том числе облигаций PLUS, срок погашения которых наступал 15 января. Аналитики Morgan Stanley, совершив морской маневр «поворот все вдруг», заговорили о мексиканской экономической катастрофе. Бартон Биггс на вопрос корреспондента «Wall Street Journal», почему именно возникающие рынки приковали к себе внимание инвестиционных банков, промямлил: «Множество головастых молодых мужиков изучали в школе испанский язык и благодаря этому получили работу аналитиков латиноамериканских рынков». По крайней мере, хорошо, что этот камушек был брошен не в мой огород, — я испанского не знал.
Мексиканская лавина сошла на просторы Латинской Америки: проявился «эффект текилы», именно тот, которого мы так опасались. Аргентинский фондовый рынок «просел» на 8%, бразильский — на 6%. Пострадали все новые рынки стран, эмитировавших облигации Brady, в том числе Аргентины, Бразилии, Нигерии и Польши. Ситуация в прочих точках нашей планеты, например в Китае, также накалилась. Инвесторы недоумевали, почему девальвация мексиканской валюты оказывает столь сильное воздействие на абсолютно не связанные с песо рынки всего мира. Вот как мы могли бы объяснить сей феномен: владельцы взаимных фондов, работающих на новых рынках, ринулись в продажу, фондовым менеджерам тоже пришлось что-то продавать, чтобы расплатиться с ними, и, естественно, они избавились от тех инвестиционных инструментов, которые первыми стали дешеветь. Тенденция распространилась на десятки тысяч миль. Подобно Morgan Stanley, «эффект текилы» приобрел глобальный характер.