Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник

Брилёв Сергей

И, похоже, именно эти действия Перона против Британии и заставили Сталина изменить своё прежнее отношение к Аргентине. В какой уже раз в мировой истории сработала формула «враг моего врага — мой друг». Аргентина — враг Британии. После Фултона и для Советского Союза Британия — опять не друг, а открытый враг. Значит, Перон — друг Сталина. В качестве комплимента в 50-х Сталин и подарил «фашисту» Перону обширный дачный участок в престижном Серебряном Бору.

Как видим, спору Аргентины и Британии за Южную Атлантику уже много лет, а спорных территорий — не счесть. Тем не менее война 1982 года вошла в историю как фолклендская. Поэтому при всех прочих интригах вокруг Южной Атлантики и её многочисленных спорных территорий остановимся отдельно именно на этом «знаковом» архипелаге.

...Никак не могу себе простить, что так и не побывал в лондонском пабе «Фолкленд

армс», то есть «Фолклендский герб». Тысячу раз проходил мимо, но так и не зашёл. Когда писал эту главу, оказался в Лондоне. Ну, думаю, наконец зайду, закажу пинту эля, разговорю владельца. Может, расскажет о том, как здесь до сих пор собираются ветераны войны или перебравшиеся в метрополию британские колонисты. Короче, думаю, насобираю каких-то сочных деталей. Сажусь в метро, еду до станции «Холборн», иду в знакомый квартальчик у Британского музея. А паба-то и нету! Думаю, может, ошибся перекрёстком? Хожу, хожу. Нету! Вижу, сидит в лавке букинист, который здесь явно сидел и десять, и двадцать, и пятьдесят лет назад.

— Извините за беспокойство. Тут где-то паб «Фолклендский герб» был.

— А, за углом. — Ну правильно, думаю, это как раз там, где я его и искал.

— Но там какая-то японская закусочная.

— А, правильно. Паб закрыли. Я и забыл.

— Закрыли?

— Ну да. А что такого? Наверное, клиентов было мало. Я с тех пор, как там запретили курить, в пабы вообще не хожу.

В Буэнос-Айресе представить себе такое невозможно. Там, если бы в центре города был довоенный бар «Мальвинский герб», его бы берегли как зеницу ока. Уж новых-то памятников и знаков сколько поставили! Например, на КПП «Фалькон» на границе с Парагваем лозунг «Мальвины принадлежат Аргентине» стоит ещё до дорожного указателя «Аргентинская Республика». А в крупных городах на каждом шагу — отделения банка «Огненной Земли, Мальвин и островов Южной Атлантики». Ну, а в школьных учебниках — вводные о том, что территория страны без Мальвин «недостаточна» и что в один прекрасный день уж как-нибудь, но Аргентина обретёт «конституционный размер». Поэтому, когда аргентинские военные успешно высадились на островах, народ и устроил овацию даже ненавистной военной хунте генерала Галтьери [29] .

29

«The Official History of the Falklands Campaign», p. 113.

А Лондон в канун войны, напротив, сам давал понять, что Фолкленды, этот «второсортный» осколок бывшей великой Британской империи, нынешней Британии не интересен вовсе. Война случилась в 1982 году, а за год до этого новый британский закон о гражданстве объявил «вторым сортом» и жителей Фолклендских островов. Плоть от плоти британцы, которые осваивали архипелаг с 1833 года, считали в фунтах, а своего губернатора просили ездить по острову в машине той же марки, что и лондонские кебы (и, естественно, полевой стороне), они, тем не менее, по новому закону остались без права на работу в собственно Соединённом Королевстве. То есть при всей их британскости жителей Фолклендов уравняли с китайцами из Гонконга, давая понять, что и из этой колонии лишние переселенцы в метрополию не нужны. Плюс в самый канун войны Британия опубликовала план, по которому эту зону Южной Атлантики прекращал патрулировать и так единственный постоянно базировавшийся там корабль королевских ВМС «Эндуранс».

Другими словами, с точки зрения сентиментальной привязанности, для аргентинцев Мальвины — «наше всё», а для британцев — какое-то недоразумение. Но, естественно, на одних эмоциях такие проблемы не решаются. Взглянем на эту проблему с точки зрения рационального международного права. Так у кого же на острова больше прав в таком случае? Что, например, если это дело рассмотрит международный суд?

Определить это невозможно! И это я не в объективность играю. Это я цитирую вывод специальной комиссии палаты общин в Лондоне. Она работала уже после победы в войне с Аргентиной, когда вроде бы пиши чего хочешь. Может, комиссия и заигралась в объективность, но даже в таких обстоятельствах так и заявила, что «не в состоянии прийти к категоричному выводу» о том, у кого больше прав: у Лондона или у Буэнос-Айреса. Уж если победители так рассуждают, то история действительно тёмная [30] .

30

Перед

тем как привести аргументы и контраргументы, сразу же сделаю важную оговорку. Лондон в этом споре ссылается на свою историю, а Буэнос-Айрес — на испанскую. Все ключевые эпизоды произошли ещё в ту эпоху, когда Аргентины как таковой ещё не было. Тогда это была колония Испании, где разве что «опасные мечтатели» замахивались на то, чтобы когда-нибудь преобразовать испанское вице-королевство Рио-де-ла-Плата в независимые Соединённые провинции Рио-де-ла-Платы, в Аргентину. Но потом такое случилось, и сегодня в спорах о Мальвинах Аргентина подаёт себя как «правопреемник» испанской колонии. Это важно для понимания того, о чём пойдёт речь дальше.

Итак. Начнём с сюжета, знакомого российскому читателю по последним спорам вокруг «противоположного» Заполярья: когда США, Канада и Дания так болезненно отреагировали на появление титанового российского флага на Северном полюсе. Этот первый сюжет и первый посыл — геология. Аргентинцы любят начинать именно с неё. С этого и начинается их «ария про территориальную целостность». А «исконно аргентинские Мальвины» располагаются на той же континентальной платформе, что и аргентинская Большая земля. Правда, на такой аргумент вскинутся многие другие державы. Геология — только довесок к политике и военной мощи.

Второй момент. К кому хотят коренные жители? В случае с такими островами, как «субантарктические» Фолкленды или, например, близкий россиянам арктический Шпицберген (который, как считают многие, достался Норвегии несправедливо) определить это невозможно. Потому что коренные жители — бессловесны. Никакого коренного населения там никогда не было. Коренные жители на островах Крайнего Севера — песцы и белые медведи. На островах Крайнего Юга — пингвины и морские слоны. А вокруг островов — киты.

Собственно, вслед за китами в этих водах и появляются люди, европейские китобои. Откуда были самые последовательные на Крайнем Юге? А по названию понятно. Мальвинские — это в честь французского Сен-Мало. Это название островам дали французы.

Больше того. Именно французы в 1764 году и основали здесь, на острове, первое поселение Порт-Луи, которое было названо в честь короля Луи, Людовика XV. Тот очень хотел хоть как-то наверстать упущенное, только что уступив большую часть своих колоний в результате Семилетней войны.

Но появление французского поселения на вроде как их Мальвинах вызвало протесты испанской короны. В своём споре с французами Мадрид ссылался на целую кипу договоров. Начиная с буллы, вердикта Папы Римского (который разделил весь Новый Свет только между Испанией и Португалией), и заканчивая Утрехтским договором. Это сегодня с того договора надо сдувать пыль, и звучит его название как нечто действительно совершенно архивное. А для той Европы — это тогдашний акт о нерушимости послевоенных границ. Договор закреплял за Испанией все её традиционные территории в обеих Америках, включая прибрежные острова. То есть и Мальвины тоже.

Французы прониклись. А когда были назначены ещё и солидные откупные, то уступили окончательно. И уже 1 апреля 1767 года Испания вступает в права на Порт-Луи, переименовывает его в Пуэрто-Соледад [31] и назначает туда своего губернатора, каковых потом здесь перебывает почти два десятка. Кто знал, что когда-нибудь в этих водах будут искать нефть? Может, и жалеют теперь французы о том, как быстро поддались тогда испанцам?!

Но есть в международной практике и правило отдавать суверенитет над территорией тому, кто её первым открыл. Здесь — путаница. И на каждый аргентинский аргумент есть британская оговорка. И наоборот. Мне сейчас неизбежно предстоит вывалить на читателя десятки цифр и экзотических имён, но предлагаю думать об этой гонке первооткрывателей, что называется, в контексте.

31

«Соледад» значит «одиночество». Пожалуй, единственное, в чём сходятся аргентинцы и британцы — в отзывах об этих островах как крайне унылых. Британец Сэмюэл Джонсон так и напишет: «Что ещё, кроме чувства мрачного и унылого одиночества может посетить на этих берегах? Местному гарнизону остаётся завидовать даже сосланным в Сибирь». С таким описанием, правда, вряд ли согласятся русские. Если перенести широту архипелага на реалии нашего полушария, то он окажется южнее Москвы. Очень даже можно жить.