Филиант
Шрифт:
Графин смотрит на меня – только мертвецкая бледность выдает его страх – сжимает в руках что-то тренькающее, крылатое, с причудливыми раструбами и цифрами, у графина много таких штучек, не пойми каких – наконец, кивает:
– Вы пришли убить меня.
Понимаю, что мне нечего ответить, и так все ясно.
– За войну.
Снова хочу ответить, снова не отвечаю, и так уже понятно все.
– За Аделаиду.
Ёкает сердце. Сжимаю поводок рычащего арбалета.
– Вы,
Снова ничего не отвечаю, потому что что тут думать, так оно и есть.
– …устроить кровавую бойню, похоронить десятки столиц…
Молчу.
– …позвольте же объясниться… если вы будете так любезны уделить мне немного внимания…
Он не ждет, пока я отвечу, он продолжает – медленно, плавно, не спеша, в этом он весь, вот в этой неспешной плавности, текучий, обволакивающий…
– Вот скажите мне, друг мой…
…меня передергивает от этого – друг мой, – стараюсь не подать виду.
– …вот скажите мне, какие события люди помнят лучше всего?
– Ну… э…
– Ну, вот скажите, вы что лучше запомните, как вы покупали хлеб у пекаря или вот эту битву?
Молчу. И так все понятно, и так все само собой разумеется.
– Ну и вот… знаете вот это ощущение… когда что-то было много лет назад, а как будто вчера? И спохватываетесь – а что, а неужели двадцать лет прошло?
Знаю, говорю я себе. Знаю. Аделаида. Аделаида, которая была бесконечно давно – и в то же время как будто вчера, лабиринты улиц, заблудившихся в самих себе, дома, устроившиеся на ночлег, летящие над городом сказки…
Вчера.
Не далее, как вчера…
– Ну и вот, понимаете, через много веков люди вспомнят эту битву, вспомнят, как будто она была вчера, и как вы думаете… это просто иллюзия? Игра воображения? Обман психики? Или… что-то большее?
Пожимаю плечами, как это может быть что-то большее – на всякий случай настораживаюсь, мало ли…
– Вот я вижу ваши сомнения, вы мне не верите, думаете, это просто психология… я тоже так думал… гхм, до поры до времени… но знаете… что вы скажете об этом?
Графин показывает мне монету, блестящую, новую, подкупить меня хочет, что ли…
– Взгляните… на дату, на дату посмотрите…
Уважительно склоняюсь, монете почти триста лет…
– А выглядит как? – графин прищуривается.
– Гхм… как новая…
– Как… или новая?
– Ну, она не может быть но…
– …вы так думаете?
– Но как же…
– …а ведь я подобрал её там… в той битве… тогда…
Выцарапываю из памяти познания в истории, вроде бы…
– …битва при Ордене?
– Верно говорите…
– Бойня, в которой не было выживших…
– Ну, не совсем… – графин многозначительно смотрит на меня, догадываюсь:
– Вы…
– …мне повезло… хотя не знаю, что было бы лучше, пасть там или вспоминать
Догадываюсь.
Бью словами – хлестко, больно:
– Вы бежали с поля боя?
Кажется, побледнеть еще больше невозможно, тем не менее, у графина это получилось, ага…
– Вы… да как вы…
Посмеиваюсь. Графин смотрит на монету в своей руке, вспоминает что-то бесконечно далекое, что было как будто вчера…
– Монета… я взял её оттуда, с поля боя… до сих пор не могу поверить, что это было наяву, не то сон, не то воспоминание, такое яркое… монета в пыли поля, блестит золотом… до сих пор толком не верится, что она настоящая, что на самом деле у меня в руках… Что… не верите?
Презрительно фыркаю.
– Хотите покажу еще несколько вещиц из прошлого?
– Да хоть целый музей…
– Понятно… тогда позвольте показать вам одну штуку совсем из другого времени…
Он показывает на непонятное, крылатое, с раструбами и цифрами, сидящее в птичьей клетке. Настораживаюсь, уж не подсунули ли мне под шумок оружие – нет, не то, не похоже на оружие, слишком не похоже…
– Знаете, откуда это?
– Гхм… даже не могу представить.
Он показывает куда-то в никуда, как я понимаю, не вперед и не вверх, а…
– Можете взглянуть на дату изготовления… если, конечно, будете так любезны, придержите свой арбалет.
Мне не по себе, я не хочу придерживать арбалет, я хочу спустить его на графина, какого черта я вместо этого тащу поводок на себя, подхожу к клетке, смотрю на что-то непонятное, прыгающее по жердочкам, читаю дату…
– …ничего не замечаете?
– Один девять пять один…
– Что скажете?
– Ну… это же не год выпуска…
– Отчего же? Он и есть… мы достали это оттуда…
– Вы… были там… в тысяча девятьсот… через полвека после нас…
– Не был… там был кто-то, переживший эту битву… вспоминавший её, как будто это случилось вчера… знаете… он был чем-то похож на вас, тот старый конь, обронивший это, – графин постукивает по клетке, – вы, случайно, не ускакали с поля боя?
– Да как вы сме…
– …черный конь с белой звездочкой на лбу, не закрывший собой городские врата…
Все переворачивается внутри, я не хочу вспоминать, как бежал, как пала Аделаида, не убереженная мной, это было не со мной, это был не я, не я, не я…
– …ну, вот видите, а еще вините меня в гибели Аделаиды… думаю, сейчас вы будете в бешенстве, вам захочется спустить на меня арбалет, только так вы ничего не узнаете… совсем ничего…
Тьма.
Не знаю, как это называется иначе, да это и не называется иначе, – тьма.
Глубокая, наползающая откуда-то из ниоткуда и отовсюду одновременно, пожирающая саму себя – тьма.