Философия здоровья
Шрифт:
Первые шаги
Одной из любимых игр Коли Пирогова была игра в лекаря: она «как будто приподнимала… завесу будущего». Возникновением своим эта оригинальная игра обязана была болезни старшего брата, к которому приходил врач. В 14 лет Николай стал студентом медицинского факультета Московского университета, где читали лекции на основе материалов почти вековой давности, а на выпускном экзамене «нужно было описать на словах или бумаге какую-нибудь операцию на латинском языке». Клиническая же практика сводилась к написанию истории болезни увиденного один раз пациента…
После Москвы был Дерптский университет, где готовили к профессорской деятельности лучших российских студентов. Поступая туда, надо было определиться со специализацией, и Пирогов выбрал хирургию.
После Дерпта у молодого профессора Пирогова была двухгодичная стажировка в Берлине, возвращаясь с которой он из-за болезни на несколько месяцев остановился в Риге. Выздоровев, Николай Иванович провел там несколько весьма удачных операций, по просьбе ординаторов госпиталя продемонстрировал некоторые операции на трупах и прочитал курс лекций. Один из старых ординаторов так сказал 25-летнему Пирогову: «Вы нас научили тому, чего и наши учителя не знали».
В 26 лет он стал профессором хирургии Дерптского университета и за четыре года работы там завоевал великую любовь студентов и издал несколько монографий и книг, в том числе два тома клинических анналов, где описал, вопреки принятому стилю, не примеры удачных диагнозов, лечений и выздоровлений, а свои ошибки и неудачи, ничего не скрыв и позволив тем самым избежать тех же ошибок своим ученикам.
«Служение науке, вообще всякой, – не что иное, как служение истине. Тут доступ к правде затруднен не одними только научными препятствиями, то есть такими, которые могут быть и удалены с помощью науки. Нет, в прикладной науке, сверх этих препятствий, человеческие страсти, предрассудки и слабости с разных сторон влияют на доступ к истине и делают ее нередко и вовсе недоступной… Для учителя такой прикладной науки, как медицина, имеющей дело прямо со всеми атрибутами человеческой натуры… необходима, кроме научных сведений и опытности, еще добросовестность, приобретаемая только трудным искусством самосознания, самообладания и знания человеческой натуры». По сути, Пирогов пишет о работе врача над собой, о работе внутренней, определенном моральном усилии, о выборе между профессиональным интересом врача к больному и человеческим отношением к нему, и именно это позволяет, по мысли Пирогова, быть и хорошим ученым, и хорошим врачом.
Отец русской хирургии
В борьбе с жизненными трудностями, бедностью, даже нуждой формировался характер Пирогова, готовя его к поприщу, на котором ему предстояло развернуть все силы своей натуры и оставить глубокие следы. В 1841 году 30-летний Пирогов принял предложение стать профессором на кафедре хирургии Медико-хирургической академии в Петербурге с условием организовать кафедру госпитальной хирургии, чтобы студенты получали практическое медицинское образование.
Николай Иванович реорганизовал госпиталь МХА и принял на себя обязанности главного врача хирургического отделения. Вот что писал он о предстоявшем ему подвиге Геракла, очищающего Авгиевы конюшни: «Картина поистине была ужасающей: огромные госпитальные палаты (на 60-100 кроватей), плохо вентилируемые, были переполнены больными с рожистыми воспалениями, острогнойными отеками и гнойным заражением крови. Для операций не было ни одного, даже плохого, помещения. Тряпки под припарки и компрессы переносились фельдшерами без зазрения совести от ран одного больного к другому, а подчас снимали с трупов и просто высушивали. Лекарства, отпускавшиеся из госпитальной аптеки, были похожи на что угодно, только не на лекарства…» Воровство среди персонала. Цинга среди больных. Враждебность к молодому хирургу, не слишком щепетильная в выборе средств. Открытая вражда, сплетни, клевета – все было пущено в ход. А требование к врачам делать операции в чистых белых халатах вызвало подозрение в помрачении его умственных способностей. Да, уважаемый наш читатель, и это было не так уж давно – полтора века назад в просвещенной европейской державе… Кто бы мог подумать, ведь это так естественно для врача, особенно в операционной, – чистый белый халат.
В 1847 году Пирогов отправился в нашу вечно горячую точку – на Кавказ, где ввел в практику эфирный наркоз, причем, учитывая нашу человеческую психологию, приглашал на операции других раненых, чтобы они могли убедиться сами в действенности и безопасности метода. Сейчас это в каком-то смысле естественная часть нашей жизни, но тогда приходилось обосновывать, доказывать, убеждать. А чуть позже, на Крымской войне, он, подсмотрев, как работает скульптор, начал применять гипсовые повязки при переломах вместо гораздо менее эффективных лубочных или крахмальных – и спас множество раненых офицеров и солдат от ампутации.
Из какой мелочи порой вырастают великие вещи! Однажды, проходя мимо рынка на Сенной в Санкт-Петербурге, Пирогов обратил внимание на срез замороженной свиной туши. В результате родилась «ледяная», или топографическая, анатомия, позволившая врачам более эффективно изучать человеческое тело и избежать множества хирургических ошибок, которые могли бы стоить жизни не одному несчастному. Первым анатомическим атласом, созданным Пироговым по этому методу, студенты пользуются до сих пор.
Нет необходимости перечислять все достижения Николая Ивановича, все новшества, все методы, и посейчас носящие его имя и используемые современными хирургами. Это поймут по большей части лишь медики, ну а остальным, по отношению к медицине выступающим в роли пациентов, будет важнее узнать, что Пирогов при всей своей славе и обширности практики никогда не брал денег за операции – ни с членов царской семьи, ни с последнего бедняка, уповавшего на него как на единственную свою надежду. Рассказ Куприна «Чудесный доктор» – о нем.
Сестры милосердия
Особая эпоха в жизни Пирогова – Севастопольская война. Как врач и как человек, не желавший оставаться безучастным к тому, что происходило, он подал прошение об отправке на фронт. После долгого молчания пришел совершенно неожиданный ответ. Его пригласила к себе Елена Павловна – супруга великого князя Михаила Павловича, сына Павла I, основательница Русского музейного общества, Повивального и Клинического институтов, заведующая Мариинским и Павловским женскими институтами.
Объявив, что взяла на свою ответственность разрешение его просьбы, она рассказала ему о своем плане основать женскую помощь больным и раненым и предложила Пирогову роль организатора и руководителя. Несмотря на распространенное мнение, что присутствие женщин ведет к развращению в войсках, что женщины неспособны жить и оказывать помощь в тяжелейших условиях войны, великая княгиня Елена Павловна, видевшая высшее и лучшее призвание женщины в том, чтобы иногда исцелять, часто помогать и всегда облегчать, обратилась с воззванием к российским женщинам, желавшим «принять на себя высокие и трудные обязанности сестер милосердия», и уже в октябре 1854 года на собственные средства основала Крестовоздвиженскую общину сестер попечения о раненых и больных воинах. Пирогов полностью разделял взгляды великой княгини: «Доказано уже опытом, что никто лучше женщин не может сочувствовать страданиям больного и окружить его попечениями, не известными и, так сказать, не свойственными мужчинам». Принцип «жить на земле не только для себя» Пирогов считал основой сестринского милосердия. Так в 1854 году из небольшой группы в 35 сестер при самом деятельном и внимательном участии Николая Ивановича Пирогова родился будущий Российский Красный Крест.
Тогда же, во время этой печально известной Крымской кампании, Пирогов выработал правила работы с ранеными, создав тем самым практически новую отрасль хирургии – военно-полевую. Он сформулировал принципы гигиены для больных, основы лечебного питания, и во всем этом, как ни странно, ему пришлось вновь и вновь преодолевать и непонимание, и противостояние тех, кому деятельный, честный доктор был неудобен. А Пирогов был врагом канонических решений, врагом успокоенности, ведущей к застою и косности: «Жизнь не укладывается в тесные рамки доктрины, и изменчивую ее казуистику не выразишь никакими догматическими формулами».