Философский камень Медичи
Шрифт:
– Вам неинтересно? – выпалила она и тут же спохватилась, в конце концов он вовсе не обязан вслушиваться в ее, Касины, излияния, поэтому добавила: – Извините, меня просто все это полностью выбило из колеи и я совершенно не представляю, как мне теперь жить!
– Нет, вы ошибаетесь, я внимательно слушаю вас. Знаете, вы сами не представляете себе, насколько я хорошо вас понимаю. В конце концов такой выбор, который стоит перед вами, не так уж редок… – с неожиданной горечью произнес священник и посмотрел куда-то в сторону, потом, словно уверяя самого себя, добавил: – Так устроено, что что бы мы ни делали, чем бы ни занимались, всегда, в тот или иной момент, у нас нет иного пути, как только быть «внутренне послушным» с тем, что мы делаем. Если мы не способны к этому, то
– Быть «внутренне послушным», – повторила эхом за ним Кася, – странное выражение.
– Это из «Упражнений» («Exercice») Игнатия Лойолы, основателя ордена иезуитов, – пояснил отец Антонио, по-прежнему глядя куда-то в сторону, и процитировал: – «Необходимо всегда следовать правилу: то, что мне кажется белым, я должен считать черным, если таково иерархическое определение предмета». Так что, как видите, от любого члена ордена и от самого себя он требовал не просто быть послушным исполнителем, но подавить в себе всякую способность к сопротивлению и свободному выбору. Это и есть изобретенное им «внутреннее послушание».
– То, что мне кажется белым, я должна считать черным, если таково «иерархическое определение предмета», – задумчиво произнесла Кася.
– На самом деле мы гораздо чаще предпочитаем считать белое черным не только потому, что нас кто-то заставляет это делать, просто нам так удобнее. А, может быть, иначе жить стало бы невозможно, – лицо священника напряглось, и он отвел глаза, словно боясь выдать какую-то особенно сокровенную мысль.
– Моя бабушка мне говорила, что в такие минуты очень важно научиться «думать сердцем». Именно так она и говорила: «Думай сердцем, моя дорогая, думай сердцем».
– Ваша бабушка была очень умной женщиной, и всегда следуйте ее совету: в самый трудный момент нужно уметь услышать голос собственной души! – твердо сказал отец Антонио и поднял на нее неожиданно просветлевший взгляд, – вот вы мне сказали это, а я вспомнил слова, которые прочитал когда-то давно: «Помни твою дорогу и не сворачивай с нее. Не забывай, встанет перед тобой выбор, не думай. Принимай первое, что подсказывает тебе Сердце. Если ты по-настоящему готов к испытанию, оно знает дорогу». Совсем как говорила ваша бабушка, не правда ли?
– Откуда это?
– Это неважно, главное, как сказано, – улыбнулся отец Антонио.
– Вы правы, – согласилась Кася и с чувством добавила: – Спасибо, вы мне очень помогли!
Она и на самом деле почувствовала странное и неожиданное облегчение, словно груз, тяготивший и мешавший жить, развеялся как дурной сон.
– Я рад, только теперь ваш черед мне помочь, – совершенно просто, как о чем-то само собой разумеющемся, произнес он.
– Вам помочь? – удивленно переспросила она, ответ отца Антонио был по меньшей мере неожиданным.
– Да, я нуждаюсь в вашей помощи, и я думаю, сама Мадонна привела вас в эту церковь. Услышав вашу историю, я понял, что вы именно тот человек, который мне нужен.
– Хорошо, я помогу, да только чем?
– Вы сказали, что на днях вернетесь, и мы поговорим еще раз?
Она молча кивнула.
– Тогда я хочу доверить вам одну вещь. Просто возьмите ее и не задавайте никаких вопросов. Единственное, я вас попрошу принести ее на нашу следующую встречу.
– Что это за вещь?
– Конверт с несколькими старинными бумагами. Это нечто вроде фамильной реликвии. Не бойтесь, он нетяжелый. С некоторых пор я опасаюсь хранить их здесь или в моей квартире. Видите ли, – он замялся, – за последнее время меня пытались несколько раз ограбить. И мне кажется, вам я могу довериться, тем более вы абсолютно вне всего этого…
Кася вышла из церкви с хорошо ей знакомым неприятным чувством, что она снова впуталась в какую-то историю. И исход, как и полагается, ей был совершенно не известен. Небольшой надежно заклееный конверт из коричневой оберточной бумаги лежал в ее сумке, и она дала себе слово ни при каких обстоятельствах его не открывать.
Через пару дней Кася вернулась к знакомой церкви. Зашла, в который раз удивившись атмосфере покоя, и терпеливо присела на скамью.
Как ни странно, но без отца Антонио церковь казалась совершенно другой. Что-то неуловимо изменилось в атмосфере. Словно благодати, которую она почти физически ощущала в свой прежний приход, стало гораздо меньше. В окружающем сумраке лик Мадонны был неожиданно строгим и скорбным, а глаза смотрели печально, словно ей все теперь было известно заранее, и надежда на чудо иссякла. Даже лица святых изменились – они смотрели тревожно и со странным укором.
Девушка развернулась и направилась было к выходу и только в этот момент заметила, что в церкви она была не одна. Неприятный холодок пробежал по спине. Прямо перед ней, глубоко наклонившись, сидел человек. Лица его в полумраке видно не было, но ей показалось, что это был мужчина. Он поднял голову и уставился на Касю. Внезапный страх парализовал ее, и она застыла на месте. Больше всего на свете ей хотелось убежать, но какое-то странное чувство удерживало на месте. Она словно ждала чего-то. Тем временем мужчина зашептал. Но тихие слова эти в церковной тишине прозвучали неожиданно отчетливо:
– Все ли грехи может простить Мадонна? Великодушна ли и милосердна ли она на самом деле?! И все ли можно простить… – последние слова заглушили рыдания.
Касе стало окончательно не по себе, она промычала нечто нечленораздельное, и ноги ее буквально вынесли из церкви. Опомнилась она только через пару перекрестков, когда заметила, что ее занесло в совершенно незнакомый квартал. Пришлось доставать план, и поиски дороги заглушили последние отголоски странной встречи. Кася отнесла свои впечатления к накопившейся за день усталости и поспешила в отель.
Вернувшись в гостиницу, первым делом прошла в закрывавшийся уже бар и успела попросить стакан белого игристого вина, которое ей так понравилось накануне. Со стаканом в руке проследовала в бывший монастырский сад и, расположившись в плетеном кресле под невысоким раскидистым деревом, задумалась. Но как ни старалась думать о чем-нибудь приятном, неприятное ощущение тревоги никак не желало покидать ее. «А все-таки странный он человек, этот отец Антонио, с одной стороны, слушать он умеет так, словно это ему дано свыше, слушать и понимать. А с другой стороны, в момент, когда говорил о внутреннем послушании, глаза были словно у затравленного оленя!» Неожиданно прямо перед ней откуда ни возьмись появилась похожая на чайку коричневая птица с перепончатыми лапами. Сделав круг на Касей, птица уселась на песчаную дорожку и, презрительно окинув девушку взглядом круглых глаз, пронзительно гаркнула. Кася рассмеялась от неожиданности. «Нет в мире совершенства! – подумала она. – Звездная ночь, чудесный, наполненный дурманящим запахом цветов сад и вместо нежного щебетания птиц и заливистых трелей соловья это каркающее чучело». Птица тем временем, с хозяйским видом переваливаясь, направилась к небольшому фонтану. Утолив жажду и еще раз пронзительно гаркнув, неизвестная представительница пернатых поднялась в воздух и исчезла. Мысли Каси сами собой переключились на впечатления сегодняшнего дня и, полностью забыв о своих недавних тревогах, она поднялась в свой номер.