Финансы как творчество: хроника финансовых реформ в Казахстане
Шрифт:
Добавлю еще только одно слово: возможного успеха.
ПРИЛОЖЕНИЕ К ГЛАВЕ 20
Из интервью Бахыта Ниязова «Лондон далеко, Лондон рядом» [18]
Казахстанский фондовый рынок сегодня преимущественно дислоцируется в Лондоне, а реальным постсоветским финансовым центром медленно, но верно становится Москва, считает председатель совета директоров АО «Финансовая компания „REAL–INVEST.kz“» Бахыт Ниязов. В интервью «&» он заявил о необходимости создания саморегулируемой организации брокеров и управляющих, которая поможет государству существенно повысить эффективность регулирования фондового рынка.
– Бахыт Булатович, в чем главная проблема отечественного фондового рынка?
– Глобальная проблема одна, и мы много раз уже говорили о ней.
Взять те же ПИФы. Даже если исходить из правил инвестирования, установленных АФН, паевые фонды должны иметь в своем портфеле как минимум 6–7 таких инструментов. А еще необходима отраслевая диверсификация. Многие наши эксперты пытаются анализировать результаты работы институциональных инвесторов за 2007 год, а я в принципе не представляю, как стандартная УК может целиком и полностью реализовывать нормальную инвестиционную стратегию на казахстанском фондовом рынке с его локальностью, неликвидностью и сверхволатильностью.
– Правительство на словах обещает развивать отечественный рынок, а на деле иногда поступает наоборот. Размещение ENRC в Лондоне – последний тому пример.
– Уже исторически сложилось так, что казахстанский фондовый рынок успешно функционирует не в Алматы, а в Лондоне. Например, наблюдая за торговым терминалом нашей биржи, можно увидеть интересную картину: до 15.00 по алматинскому времени рынок замирает, сделки практически не заключаются, все ждут открытия торгов в Лондоне. После открытия торгов в Лондоне начинаются какие-то сделки и в Алматы. То есть фактический рынок как элемент ценообразования существует на LSE, а у нас просто некая производная часть, какой-то малокапитализированный и малоликвидный сегмент, который имеет корреляцию с Лондоном. Но зато наша биржа потом пытается создавать из этого разного рода аналитические материалы, публиковать рыночные цены, считая, видимо, что все это очень важно и ценно.
Но проблема заключается не только в том, что казахстанские компании листингованы в Лондоне. Существует целый комплекс вопросов, которые не позволяют эффективно запустить весь механизм. К примеру, пенсионные фонды в силу установленных правил инвестирования сейчас сократили свою активность на внутреннем рынке акций и облигаций. А они были крупнейшей группой внутренних инвесторов. Какой интерес компаниям уровня ENRC иметь листинг в Казахстане, если наш рынок столь ограничен в инвесторской базе? Или взять сегодняшнюю ситуацию с акциями РД КМГ. В данном конкретном случае текущие интересы государства в сфере фискальной политики оказываются выше стратегического интереса по созданию в стране полноценного фондового рынка. Или вот еще один пример: в прошедшем году президент Нурсултан Назарбаев неоднократно говорил о необходимости вовлечения населения в фондовый рынок. Практически сразу после этого наша биржа отменила льготы для физических лиц, заключающих сделки с акциями. Такая вот логика… Это лишь маленькие факторы, но в сумме таковых немало. И они очень красноречиво показывают суть проблемы.
– На отечественный рынок все чаще приходят иностранные, в первую очередь российские, игроки. Есть ли от их прихода какая-то польза и кому?
– Компании, работающие в розничном секторе, в сфере коллективных инвестиций, не скрывают, что они ориентированы на привлечение в Казахстане финансовых ресурсов и дальнейшее инвестирование этих денег за рубежом. Они хорошо просчитали, что фондовый рынок в Казахстане фактически отсутствует, а на руках у населения имеется значительный объем сбережений, которые из-за определенных сложностей в банковской системе сегодня не работают. Так что пользы казахстанской экономике и фондовому рынку от их работы, как правило, никакой, за исключением того, что мы получаем нормальную конкурентную среду, которая нас будет подстегивать, заставлять работать лучше.
Меня очень беспокоят, например, наши декларации о
– Выходит, что перспективы Регионального финансового центра Алматы (РФЦА) достаточно туманны?
– Нельзя допускать, чтобы перспективы РФЦА были туманными. РФЦА – это наша общая стратегическая задача, поставленная главой государства, и мы должны сейчас всеми силами поддерживать это начинание. Если говорить предельно честно, все последние годы наш фондовый рынок не имел ресурсов для серьезного прорыва. Это была ситуация вялотекущего застоя. Если бы не появился проект РФЦА, наша биржа продолжала бы пребывать в состоянии затянувшейся зимней спячки, в ситуации отставания от всего мира, и мы никогда бы ничего не достигли.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Как ни забавно, но Казахстан – практически единственная в регионе страна, которая сумела провести достаточно радикальные реформы финансового сектора, при том, что сами финансы остались в основном национальными.
И восточноевропейская модель, и прибалтийская модель финансовых реформ получились на практике совсем простыми: большая часть тамошних банков была продана иностранцам, а уж иностранцы за счет своих денег, ресурсов и технологий сами произвели реструктурирование банковской отрасли. Провели хорошо, слов нет. Вкладчики в такой ситуации, естественно, успокоились, поскольку увидели, что теперь будут иметь дело с солидными иностранными кредитными учреждениями – ну а почему тогда не держать в них депозиты?
То есть это, безусловно, тоже способ реформирования финансового сектора, вот только способ такой, как бы сказать помягче, не безусловен. С моей точки зрения, даже из чистого интереса лучше попытаться что-то сделать самим, а не делегировать реформирование национального финансового сектора иностранцам.
Но большинство наших коллег по региону – именно делегировали.
Чехия, в частности, является примером того, как финансовые реформы делать не надо. Национальную модель приватизации обсуждать еще можно: в качестве основного метода там была реализована массовая ваучерная приватизация с равным доступом всех граждан страны. Многие аналитики считают, правда, что приватизация по-чешски не очень успешна. Хотя г-н Клаус в личной беседе говорил мне, что скепсис в данном случае может толковаться исключительно как непонимание чешских реалий; что самый главный результат – переход предприятий в частную собственность – в Чехии достигнут; а все прочие детали не слишком принципиальны.
Но уж финансовые их реформы точно неудачны, там все как раз совершенно очевидно. Правительство со свойственным чехам патриотизмом раз за разом вливало деньги в государственные тогда (или приватизированные лишь частично) чешские банки, чтобы вытащить их из тяжелого положения. А параллельно заставляло те же банки кредитовать определенные предприятия без учета рыночных рисков. Нормальная денежно-кредитная деятельность по такой схеме отчего-то никак не налаживалась, и все это длилось до тех пор, пока не продали почти все кредитные учреждения на сторону. В итоге сейчас более 80 % чешской банковской системы контролируется иностранными банками. Хотя в начале реформ у них была другая идея организации банковского сектора.
Персонально Вацлав Клаус за это не отвечает. Премьер – в любом случае политик, национальный лидер. Реально реформы проводят люди другого, соподчиненного уровня. Заслуги Клауса именно как политика несомненны: он очень много сделал для того, чтобы Чехию позиционировали в качестве европейской страны.
Поляки тоже практически все свои банки продали иностранному капиталу.
Вообще, в конце 1990-х годов в Восточной Европе прошла волна продаж государственных учреждений, в том числе банков, иностранным финансовым учреждениям.