Финансы как творчество: хроника финансовых реформ в Казахстане

Марченко Григорий

Я начал смутно подозревать это, пожалуй, еще на учебе в Джорджтауне. Лекции по экономике в этом учебном заведении в мою там бытность читал латыш, неплохой сам по себе человек. Но он сильно не любил советскую власть, и по этой причине не был в состоянии осмысливать проблемы социалистической экономики хоть сколько-нибудь объективно. Просто злобно клеветал, и все дела. Ну а, скажем, Джеффри Сакс как специалист, безусловно, более амбициозен, нежели помянутый латышский профессор. Однако загвоздка в том, что актуальность его представлений о предмете профессиональных консультаций, как ни забавно, примерно та же: ну не знал он плановую экономику!

Поэтому в принципе в вашингтонском консенсусе написаны, повторюсь,

правильные вещи. Только они очень общие. Политики, всерьез взявшие их на вооружение, рискуют стать похожими на мартышку из басни, не вполне корректно эксплуатировавшую хозяйские очки.

Скажем, в качестве меры лечения от последствий социализма внешние консультанты прописывали непременные приватизацию и либерализацию, в том числе либерализацию инвестиционной и валютной политики. И кто бы спорил с тем, что на стадии реформ экономике настоятельно нужны иностранные инвестиции. Но сейчас мы узнали также и другое: что нужны они не на любых, даже далеко не на любых условиях.

Да, приватизировать предприятия надо, но за реальные деньги, а не за обещания инвестиций. Кэш в данном случае предпочтителен абсолютно. Но уж если достигли договоренности на стадии обещаний, то потом все равно следует добиваться реальных денег, заводить инвестиции на конкретные счета, контролировать их поступление, закладывать в условия контрактов возможность расторжения, возможность отобрать государственный актив, если манна инвестиций его так и не осыпала. А поскольку в свое время у нас на такие вещи никто по наивности не закладывался, то теперь представителям государства в ряде стран СНГ приходится быть очень требовательными, скажем, к экологии объектов, за копейки приватизированных западными коллегами. И жаловаться смысла нет, это рынок. На нем такие правила: если ты подставился, то тебе же сделают плохо.

А опыт приходит только с опытом.

Зато, если уж инвестор в экономику зашел, то будь он казахстанским, американским, из Папуа-Новой Гвинеи, но если он поддерживает производство, создает рабочие места и честно платит налоги, то пусть нормально работает. Как только он вложил деньги, он – резидент с точки зрения налогового права. И чем больше он вкладывает, тем больше он наш.

Не поспоришь и с тем, что нужна жесткая кредитно-денежная политика. Но на практике эта идея очень быстро обрастает нюансами. Скажем, председатель правительства говорит председателю Центробанка, что, дескать, будет вам сбалансированный бюджет. И даже очень скоро. Но все-таки в будущем. А сейчас нужны деньги на посевную. Так что извольте их напечатать. После этого банкир рекомендует премьеру пойти самым далеким в мире путем, а премьер посылает туда же банкира. И вот тут наступает момент истины: кто же из них реально пойдет предписанным маршрутом. Если туда отправляется премьер (или, как вариант, министр сельского хозяйства), то страна понимает: вот и наступила эпоха правильной кредитно-денежной политики.

А если наоборот, то вообще непонятно, какие могут быть проблемы с дефицитом бюджета? Все очень просто: включай станок, дуралей! И денег будет ровно столько, сколько нужно.

Есть и другие важные практические вещи, о которых тоже никто не предупреждает.

Очень люблю рассказывать случай из жизни: Международный валютный фонд в определенный момент предписал монгольскому правительству обязательную продажу 50 % валютной выручки. Монгольские коллеги вначале бодро рапортовали, что решения МВФ воплотили в жизнь. Но через некоторое время стали жаловаться западным кураторам, что чиновникам монгольского минфина все-таки очень тяжело заниматься непривычной деятельностью. Какой, простите, деятельностью? Почему вдруг она стала непривычной? Да ведь им теперь приходится продавать полушубки, а они этому делу не обучены. Дело было в том, что фабрика, производившая

полушубки на экспорт, должна была отдавать министерству финансов 50 % своей валютной выручки. Но, как писал Гайдар (Аркадий), что такое валюта, каждый из них понимал по-своему. И фабрика отдавала эти 50 % не кэшем, а собственно продукцией.

Это проблема так называемых допущений, assumptions. А в стратегически важных вещах допущений быть не должно.

Еще пример на ту же тему. Туземцы одного славного тихоокеанского острова долго наблюдали, что к живущим по соседству белым людям периодически прилетает большая железная птица. И из ее брюха выгружается масса прекрасных вещей: вкусная еда, напитки, ткани. Ну, бусы, возможно. Туземцам тоже сильно хотелось получать подобные предметы. И поскольку они были сметливые, трудолюбивые, а также работали не покладая рук, то и добились своего. А именно, сделали точь-в-точь такую же, как у белых, взлетную полосу из кокосовых скорлупок. Так что железная птица могла теперь прилетать и к ним.

Вот что бывает с людьми, которые некритично следуют рецептам людей из международных организаций. Хотя в принципе правильные теоретические рекомендации, повторю еще раз, существуют. И умные экономические книжки обязательно надо читать: не стоит рассчитывать на то, что все можно придумать самостоятельно. Вот только жаль, что реально не существует теорий, которые точно подошли бы к конкретной ситуации конкретной страны.

Я, скажем, одно время консультировал правительство Киргизии по вопросам проведения пенсионной реформы. Наши страны – соседи, все у нас вроде бы близкое и похожее, а сделать по нашим калькам они, между тем, мало что могут. У них, допустим, невозможно провести решения, подобные нашим, через парламент.

Между тем форматы взаимодействия и с правительством, и с парламентом при проведении реформ тоже приходится продумывать. Хотя технологиям работы с законодательной или исполнительной властью ни в одном вузе мира не учат, но эти навыки реформаторам тоже необходимы. Скажем, в определенный момент у нашего правительства возникли разногласия с Национальным банком. Премьер-министр, им был тогда Даниал Ахметов, не пошел путем конструктивного улаживания спорных вопросов, а попытался подвести банковский сектор под антимонопольное регулирование. Под удар была поставлена вся банковская система, долго и достаточно сложно создававшаяся трудом многих людей! По сравнению с этим любой мировой кризис, боюсь, покажется меньшим злом. Но наверху Ахметова, к счастью, не поддержали. Теперь он министр обороны, и мы все переживаем за нашу безопасность.

У нас через парламент какое-то время можно было провести любые реформы, и они имели консолидированную поддержку общества, потому что все понимали: без реформ стране не выжить. В 1997 году три закона по инфраструктуре фондового рынка прошли через мажилис за 45 минут (я тогда работал председателем Комиссии по ценным бумагам). А четыре года спустя, в 2001-м, мажилис меня пару раз просто не стал слушать. Хотя и мажилис процентов на шестьдесят был тот же самый, и я прежний. Но поменялся председатель парламента, поменялась ситуация в стране, появились лоббисты, и отношения парламента с Национальным банком стали совсем другими.

А на Украине сейчас обсуждают пути реформирования экономики, так граждане сразу заявляют: „Да как вы себе позволяете предлагать нам ЭТО! Мы, извините, демократическая европейская страна. Поэтому морочиться с реформами не собираемся – хотим хорошо жить прямо сейчас“. В результате продали национальную банковскую систему иностранцам. Конечно, так тоже можно. Но лучше ведь когда она своя.

Модель Восточной Европы, где все продано, нормально работает в тех странах, которые все равно вступают в ЕС. Но если страна не имеет шансов стать членом Европейского союза?