Финики
Шрифт:
Посвящается таким
смелым и честным людям, как
Адам и Алекс.
Выражаю благодарность Дмитрию Рыжиченко.
Предисловие
Если в рассказе "Ничего Особенного" я описал то, чего нет, в "Повести о настоящем пиплхейте" высмеял то, что есть, то это моя последняя смелая фантазия на народную тематику, где я скажу по этому поводу всё, что хочу. Дальнейшее муссирование данной темы с моей стороны было бы простой накруткой популярности. В будущем, возможно, переключусь в народной прозе на другое, например, фантастическое направление.
Те, кто заинтересовался романом, хочет сказать спасибо или
Приятного чтения.
Часть I Осень.
В детстве я прочел научную книгу о том, что лет через десять в космос запустят совершенно новый космический аппарат, который будет двигаться с помощью солнечных парусов. Когда мой возраст незаметно подкрался к восемнадцатилетней отметке, то научный прогресс изрыгнул из себя не космический парусник, а новые прокладки с обтекаемыми крылышками.
Так я впервые разочаровался в человечестве.
У меня никогда не было девушки, поэтому я не был хорошего мнения о женщинах, но то, что случилось в начале одиннадцатого класса, поразило даже меня. Неожиданно, будто пройдя на каникулах ускоренный обучающий курс по превращению в проститутку, примерно половина моих одноклассниц, которых я помнил еще по глянцевым фотографиям из начальной школы, по милым белым бантам и шоколадным подаркам в руках, вдруг стала похожа на шлюх. Взбухшие груди, оттопыренные, как уши, задницы и разукрашенные вульгарно-животной косметикой рожи, заставляли думать, что план Даллеса не просто существует, но крайне эффективно работает. Это приводило в восторг моих друзей, и они до потных притираний в туалете, могли обсуждать свои сексуальные подвиги.
– Какие у Нинки дойки!
На дискотеке, посвящённой началу учебного года, Нинка, белокурая девчушка с лёгким дыханием, упоролась джин-тоником до такой степени, что красоту её груди в одном из попахивающих аммиаком подлестничных закутков, смогли оценить сразу несколько человек. Счастливцы ещё долго делились с окружающими такой героической победой.
– Не, ну какие сиськи!
В тот вечер, вместо того, чтобы потрясти новым телефоном и юношеским самолюбием на дискотеке, я читал дома сэра Артура Конан-Дойля. Моему скромному телосложению больше нравилась умственная нагрузка, чем физическая. Кроме того, я всегда считал, что тот, кто в детстве счастливо глядел в небо, уже не может интересоваться репертуаром Ласкового Мая. Мой лексикон хранил множество таких оправдательных оговорок, когда дело касалось мероприятия, на которое я не хотел идти, но все мои умственные построения как всегда рушил наш заводила:
– Сеня, всё это хрень! Ты посмотри, какие тёлочки вокруг ходят, а? Ну разве тебе не они не нравятся? Почему ты дома сидишь?
Расул Обоевич или, как мы его называли, Обои, был любимцем школы. За ним, точно за племенным быком, бегали почти все девчонки школы, то ли покупаясь на его белозубую улыбку и смазливое смуглое личико, то ли впечатлённые его чёрной машиной и горячей активностью. Я любил читать и мечтать, поэтому не выжил бы в российской школе, если бы финальная часть моего отупления в звериных пенатах отечественной системы образования, не происходила в компании отпетых лоботрясов и хулиганов. Для того чтобы выжить приходилось дружить с теми, кто был сильнее, хоть и намного глупее меня. Была, правда, ещё неприкасаемая каста ботаников. Но единственное, что могло привести их в состояние возбуждения - это новая моделька Lego-Bionical.
– А, Сеня?
Меня звали Арсением Духовым или просто Сеней, а с таким именем, как вы понимаете, выжить в российской школе крайне трудно. Я отлично помню, как застенчивого парня из параллели обосcали в туалете только за то, что его фамилия по звучанию напоминала слово моча. Родители отдали меня в школу на год позже, поэтому в моем семнадцатилетнем теле, подкрадывающимся к совершеннолетию, раньше, чем у других, начала трепетать какая-то искра несогласия, словно в тлеющие угли моей обычной душонки нежно подул ветерок свободы. Наверное, дело было в том, что я спускал излишек юношеской энергии, накопившийся от длительного воздержания, не на алкоголь, как это делали сверстники, а закачивал силу в собственный ум. Тот факт, что я не пью, тогда мне казался весомым свидетельством протеста против мира. Но я хотел большего, а в глазах друзей не находил ничего, кроме телефонного мещанства и отрешённого безразличия. Когда они мечтали о машине, мне грезилась рыцарская сшибка или героическая смерть с зажатой в руках винтовкой. О, как мне хотелось стать значимым вместе с какой-нибудь прекрасной целью! Пока я неотрефлектированной животной любовью любил свою Родину, ставя знак равенства между Россией и моим сердцем. Но для воплощения моих мыслей в жизнь не хватало самого важного - смелости.
Всё изменилось, когда в школу пришел Слава.
Это был скучный урок истории и учительница, которую я несколько раз сжёг и заколол на полях зеленой тетради, никак не добавляла привлекательности княгине Ольге. Эту старую каргу называли Бабой-Ягой или просто, путая с модным коктейлем, Ягой. У нее была шикарная борода из двух бесконечных длинных седых волосков, что роднило её с обвислыми усами степного хана. Прилипшие к испещрённому пигментацией черепу волосы, казалось, росли внутрь, а не наружу. Зла Яга была, как полчище сарацин, но вот её ум никак нельзя было сравнить с симпозиумом евреев, потому всю свою жизнь Баба-Яга посвятила одному-единственному делу. Яга год за годом засовывала историю в прокрустово ложе советских учебников, чьими четвертованными конечностями она и пыталась накормить мой мозг.
– Записываем определение!
Обои, мой сосед по парте, писал сообщение очередной девушке. Он был также популярен, как и чума тысяча триста сорок восьмого года в Европе. Парни в классе, обычные русские Ваньки и Серёжки, молча завидовали ему, а поэтому старались расположиться как можно ближе к Расулу, чтобы и им перепала хотя бы маленькая часть его поклонниц. Но так как умом среди них выделялся лишь я, то исключительно на мне лежала миссия пажа нашего вожака. Учебный год только вступал в свои права, и школьные шакалы всё еще разбужено рыскали по школе, пытаясь найти в ней новых и не опущенных изгоев. То, что я дружил с сильной компанией, спасало меня от охоты, и я платил за это небольшую цену: был доступной давалкой для списывания, и своей интеллигентской рожей, вкупе с фамилией, отмазывал друзей от банальных неприятностей. Я не отличался крепким телосложением и сильным духом, являясь усреднённой величиной стандартного задрота.
– Сеня, мне тут смс-ку надо отправить, запиши мне в тетрадь определение...
Урок безразлично убил четырнадцать минут жизни и уже приговаривал к бессмысленности восьмую секунду на циферблате, за которым я пристально следил, когда в кабинет отворилась дверь с потемневшей восьмеркой на белом горбу.
– Встать.
Класс напомнил марионеток, которых кукловод потянул к грязному потолку. В помещение вошли завуч и высокий широкоплечий подросток. Завуча звали "Катсан", как в рекламе кошачьего наполнителя для туалета, потому что у неё была фамилия Катцан. Про неё говорили, что она запирает запах и двоечников на замок. А вот вид подростка, от которого веяло расслабленной покойной силой, давал понять, что если у него и есть кличка, то исключительно такая, какую он придумал себе сам.
– Доброе утро, одиннадцатый "Г". Это ваш новый одноклассник...
– Слава Никитин, - скромно сказал парень и смешно поклонился нам своей бритой черепушкой, отчего поверг в смех некоторых девушек, - судьба занесла меня в ваши края.
– Да-да, спасибо, что так оригинально представился, - грустно сказал завуч, хотя я бы тоже был грустен, будь у меня такая фамилия, - Слава только сейчас переехал в наш район, поэтому приступает к занятиям с опозданием. Надеюсь, вы, гэшники, хорошо примите нового однокашника.