Финики
Шрифт:
Нет, меня больше всего задели слова Гоши о том, что я терпила. Это было сказано на виду людей, всю жизнь ищущих тех, кто слабее, для того чтобы наброситься скопом и, рыча от удовольствия, загрызть жертву. Вторя манифестам Коли Доброва я как можно скорее решил обзавестись аргументами.
Когда я купил газовый баллончик, жизнь сразу же изменилась. Когда я приобрел ещё и нож, то и вовсе стал чувствовать себя крутым террористом. Весь мир сразу меняется, как только ремень начинает оттягивать черная фаллическая сталь, а в старой джинсе обнаруживается
Каждый неодобрительный или оценивающий взгляд в мою сторону я готов был насадить на острие, а когда проходил мимо стайки полумертвых гопников, то чувствовал себя берсерком, который вот-вот ринется в бой. Это потрясающее чувство - вынося мусор, ощущать, что ты пробираешься на разведку во вражеский тыл. Помимо моей воли правая рука всё чаще начинала жить самостоятельно, опускалась на чехол и поглаживала оружие. Откуда-то с юга, а может из-под ног, пришла смелость, которой я никогда раньше не обладал. Ощущение от обладания самым дрянным китайским ножиком, предназначение которого это ковыряться в зубах, делали меня значимым, как квадратное уравнение, и я, больше не в силах противиться холодному, змеиному чувству, стал испытывать бесконечное презрение к окружающим меня безоружным людям.
Ехал ли я в автобусе, сидел ли на парах, проходил мимо перетёкшего в сплошное пузо полицая или проскальзывал через подземную стражу турникетов, я думал только об этом: "Теперь я вооружен и очень опасен". Оружие - это символический пропуск в мир настоящих мужчин. Это договор о распространении оружия, который ты должен подписать чужой кровью. Оружие - это прекрасно.
А потом мне дали по щам.
Всё произошло как всегда внезапно. Неизвестная сволочь, которая распоряжается в нашей Вселенной случайностями, выделила мне в противники сразу троих. Они были одеты в спортивные костюмы, не читали Чака Паланика, не знали о Шлахтере и не были настроены на компромисс. Они выскочили на меня по пути домой, так, что я ничего и не успел заметить.
Я понял, как это важно - вовремя получить по лицу. Чувствуя солёную кровь на рассечённой губе, подсвечивая луне фиолетовым фонарём и играя в прятки с пространством, ты навеки вечные эмигрируешь из страны благородных эльфов и поселяешься на кровавой матушке-земле. Так как помимо этих бед я жил ещё и в России, то грабители украли у меня, кроме телефона, нож, напоследок высморкав на меня мой же баллочик, который я рефлекторно достал, но не смог применить.
Они интеллигентно заключили:
– Ах ты сука!
Так я и остался лежать на выгнувшем грязную спину снегу со вкусом перечной мяты. С залитым кровью лицом, текущими из глаз слезами, запуганный до икоты и обесчещенный тем, что мою мечту, мое мнимое превосходство бросило в лужу какое-то быдло, я побрёл домой. Оправившись от потрясения, я со злости послал куда подальше настойчивые звонки Славы и отказался с ним встречаться. И даже, когда он пришёл ко мне домой, не пустил того внутрь, потому что мне было мучительно стыдно за свою слабость. Клуб настоящих мужчин, без китча принявший меня в свои объятия, как только разглядев, кто к нему попал, отвесил мне хорошенький пинок под тощую задницу.
Мама завыла и заплакала, а отец, раньше получавший по щам намного чаще, нежели я, и мутировавший в знающего жизнь терпилу, сказал:
– Защищаться надо было, сын!
Только глубокое чувство стыда остановило меня от того, чтобы броситься на него с кулаками. В последствие я никому об этом не рассказывал, но вся компания заметила мое изменившееся поведение. Впрочем, новое оружие я себе все-таки купил. Только теперь я хранил ледяную уверенность в том, что смогу его применить.
Солнце на выходных вывернулось из царства мертвых, растопив первый снег и прогрев землю. Перед неумолимо надвигающейся зимой природа подарила нам жаркий денёк.
На встречу с писателем пришли разные интеллигентные люди. Среди них было пара убийц, пироманы, душегубы, люди, отсидевшие на четырёх двадцать лет, подрывники, NSBM-шники и ценители поэзии Бабеля. О таких мелочах, что за каждым гостем на литературном вечере числилось по несколько уголовных эпизодов, упоминать не стоило, но я упомяну. Таких ужасных рож я никогда ещё не видел. Ну, разве что когда раньше ходил на дискотеки. Складывалось ощущение, что если сейчас собрать их всех и построить в колонну, да пойти на Москву, то мы бы заткнули за пояс марш Муссолини на Рим. Все были Ns-sxe-hardcore-peoplheater-ubermensh, пылали ненавистью к русскому быдлу и жаждали обсуждать русскую же литературу.
Среди сборища выделялся огромный германофил, который вполне мог бы помериться силой с покойным Ломом. Был худой, как индийский маг, язычник, признанный колдун и ведист. Коля Добров незаметно затерялся на фоне этих людей и... десятков литров пива, купленного для чисто символического застолья. Ведь все же были sXе и не мыслили жизнь без крестов.
В конце застолья, германист, ранее кричавший о дикости и скотстве русских нелюдей, о спасительном похоже Гитлера и очистительной инъекции отрядов СС, что только и могли спасти нас, доказал свои слова делом. Когда все уже легли спать, он достал свой обыкновенный славянский хер и, подчиняясь проснувшимся архетипам предков, зассал весь первый дачный этаж.
Маг напился так, что читая текста группы "Волколак", успешно выдавая их за сакральные арийские мантры, свалился в костёр и обгорел, чем стал похож на негра. Мне подумалось, что вполне возможно, так и появилась негритянская раса. Коля Добров, который поначалу призывал грабить, потом убивать, а потом обнёс какой-то дом, залез на середину сосны, высящейся над его дачей и крикнул:
– Надоело жить!
Пьяные голоса снизу заинтересованно ответили:
– Так прыгай, заебало ждать!
И Коля прыгнул, как обезьяна, но не смог воспарить, как альбатрос. Он рухнул на жестяную крышу, оставив в ней вмятину, покатился по кровле вниз и, как трюкач в цирке, рухнул в бочку с талой водой. Восстав оттуда и напоминая русалку, писатель пошёл спать. Так как дело обстояло в скором наступлении зимы, писатель подхватил трахеит средней степени тяжести и целый курс антибиотиков.
Слава философски заметил:
– В целом, мы плодотворно побеседовали о литературе.