Фиолетовый меч
Шрифт:
Кристальный Пепел усмехнулся.
– Просто он сделал глупость.
– Глупости, глупости. Их я совершаю постоянно, с тех пор как встретился с тобой.
– Согласен. Могу даже назвать несколько. Например, умный человек не стал бы отправляться к черту на рога, в иные миры, удовольствовавшись только здоровым телом; сбежал бы из каравана работорговцев, наплевав на других и на меня; или договорился бы со священниками, сделав головокружительную карьеру. В конце концов, остался бы у эльфов, окруженный почетом и уважением, и провел бы дни в холе и неге, почитаемый народом, который спас бы от гибели.
– Последнее мне в голову не приходило, – со вздохом произнес Элан, продираясь сквозь заросли колючего кустарника.
В человеческом теле ходьба по дикому лесу давалась тяжело, но вновь становиться волком он теперь побаивался.
– Зато остальное приходило – но ты по-прежнему совершаешь глупости. Причем сам не понимаешь, зачем. Так?
– Может, ты понимаешь? Так объясни глупцу, не способному на умные поступки!
Меч вздохнул.
– Все очень просто. Большинство людей достаточно разумны, чтобы подчиниться сильному, надавить на слабого, устроиться поудобнее… Они умны и начитаны, они постоянно идут на компромиссы – с окружающим миром, с собственной совестью, с законом и другими людьми. Созданы очень интересные научные теории компромиссов, живя по которым, ты в бесконечной войне жизни будешь выигрывать одно сражение за другим. Это так правильно, так удобно. Но после каждой такой победы ты оставляешь в очередной сделке частичку себя, своей души – по чуть-чуть, по капельке, пока в конце не осознаешь, что, выигрывая сражения, войну ты проиграл. Это, конечно, если в тебе останется хоть что-то от того честного и наивного юноши, который только начинает сражение за свои идеалы. А чаще всего не остается ничего, и человек умирает в полной уверенности, что жизнь удалась.
– То есть стражник поступил по совести, решив меня прирезать?
Меч засмеялся.
– То есть я подсказал ему эту идею и немного надавил. Людьми управлять очень просто, используя их внутренние, нереализованные желания и подсказывая, в какой момент их исполнить. А как, по-твоему, я путешествую по миру в поисках очередного восторженного юнца, мнящего себя Хранителем?
– Значит, ты меня спас?
– Значит, соберись, за ближайшими деревьями – засада коротышек, оберегающих свои шахты от посторонних глаз. Не стоит каждый раз попадать в чужие ловушки, если, конечно, не хочешь их использовать, например, для учебы наивных юнцов.
Двое стражников народа Молотов заметили человеческого отпрыска еще издалека – он ломился через густой подлесок не менее громко и прямо, чем подвыпивший гном-шахтер, на выходные поднявшийся на поверхность. Ухмыляясь в прокуренные бороды, они подвинули к себе массивные дубинки, отложив в сторону тяжелые, покрытые замысловатым узором рун секиры. Предстоял не бой, а потеха, после которой юнец с громким криком должен рвануть в противоположную сторону, почесывая распухший зад. Однако стоило бородачам со страшным рыком выскочить из-за кустов, как все пошло наперекосяк. Пояс юнца молнией метнулся вперед, подсекая ноги у ближайшего из гномов, а тоненькая, но крепкая палка, на которую он опирался при ходьбе, оказалась в ногах у второго дозорного, отчего тот споткнулся и повалился на своего собрата. Юнец, вместо того чтобы выхватить оружие и начать резать оказавшихся беспомощными воинов, счастливо рассмеялся и воскликнул: «Ага, попались!» После чего отбросил котомку, которую нес на плече, и кинулся в образовавшуюся кучу-малу, тут же плавно перешедшую в какую-то праздничную потасовку, когда хотят не столько уничтожить соперника, сколько похвастаться своей силой, не причиняя особого вреда окружающим. Впрочем, против двух представителей народа Молотов, закаленных многочасовой работой с камнем, надолго паренька не хватило – руки и ноги его оказались прижаты к земле, а бородачи, тяжело отдуваясь, уселись сверху.
– Ответствуй, кто ты и что делаешь у наших шахт! – Стражник, чей глаз заплыл, но губы одобрительно улыбались, безуспешно пытался напустить на себя строгость.
– Обязательно отвечу. Но вначале давайте промочим горло. Тут я с одними повстречался намедни… одолжил у них кое-что из припасов. Выпьем, перекусим, заодно и поболтаем.
Парень кивнул на котомку, брошенную им в начале схватки, – оттуда заманчиво торчало горлышко внушительной бутыли…
– Из тебя мог бы получиться неплохой гном…
Полупустая фляга лежала в стороне, а стражники жадно поглощали щедро разбросанную на чистом полотне снедь. – Конечно, ты дылда, как и все люди, однако руки у тебя крепкие – вполне мог бы работать в шахте.
– А люди мне говорили, что я – гном. – Элан вздохнул, искоса наблюдая за лицами собеседников.
– Они тебе льстили. – Старший из народа Молотов на секунду оторвался от поглощения курицы, чтобы свысока похлопать юношу по плечу – ему для этого пришлось приподняться, и Хранителю с трудом удалось сохранить серьезное лицо. Он глядел на кряжистых бородачей, с трудом дотягивающихся ему до плеча, и почему-то чувствовал, что он – дома.
– Хотя силенкой тебя Триединый не обделил! Я бы без проблем взял тебя в кузню.
Элан вздохнул.
– Я бы с удовольствием. Может, как-нибудь потом. Загляну к вам в гости на недельку, постучу молотом, поправлю старые штреки…
Бородачи разом перестали работать челюстями, с недоверием глядя на паренька.
– Тебе что, подчиняется сила гор?
– Ты знаком с магией земли?
Два возгласа слились в один, и Элан улыбнулся, разливая вино по внушительным кубкам, оказавшимся с собой у запасливых гномов.
– Не так чтобы очень. Попробовал как-то – вроде получилось.
– Может, и правда, кто из наших на сторону ходил… – Один из гномов задумался, но лицо его тут же просияло. Он ободряюще хлопнул Хранителя по плечу, отчего тот едва не свалился лицом в остатки еды:
– Не тушуйся, стой на своем, старейшины решат, какого ты рода.
– Да я, собственно, не за этим. А вот за то, что мы так сидим, вас не накажут?
Один из бородачей хмыкнул.
– В военное время дозорный, отвлекшийся от несения службы, конечно, был бы наказан – могли руку отрубить, или того хуже – бороду сбрить. Ну, а сейчас… Кругом мир, да и шахта уже почти выработана. Гномы не чтут точного соблюдения условностей.
Элан едва не подавился куском мяса.
– Сбрить бороду – хуже, чем отрубить руку?
– Удивлен? – Старший из гномов подмигнул изумленному юноше. – Да что с тебя взять, безбородый, ты никогда не поймешь гордости от выращиваемой столетиями, волосок к волоску, бороды. Теперь, когда мы поели, расскажешь, от кого ты прячешься и почему надеешься, что народ гномов возьмет тебя под свою защиту?
– Почему вы так решили?
– Ясное дело. Идешь тихонько, по лесу, не по дороге, избегаешь любых встреч, причем прямиком к тем, кого считаешь пусть дальней, но родней. Зачем же еще, как не за помощью? Вот только не вовремя ты, парень… – Пожилой гном тяжело вздохнул, и лицо его помрачнело. – У нас сейчас времена тяжелые, черные времена. Голод у нас.
– Голод? Вокруг еды достаточно, а у вас должно быть в избытке то, чем можно за нее заплатить!
– Раньше так и было. Все гномы, ремесленник он или шахтер, могли быть уверены в завтрашнем дне, потому что труд их ценился выше золота и драгоценных камней. Все изменилось с тех пор, как были изобретены деньги…
– Разве они не были издавна?
– Ты дитя своего века, и тебе трудно представить мир, в котором нет денег. Люди создали эту игрушку совсем недавно, а до этого обходились чисто номинальной оценкой, используя для этого куски золота и драгоценности. Никто не поклонялся монетам, не мечтал о том, чтобы их стало много. И мир был намного чище. Конечно, лихих людей хватало всегда, однако сам посуди – кто будет везти за тысячи километров, тайком, дурман-траву, если взамен ему предложат зерно или полотно на рубашки? Или предавать своего бога за горсть серебра? Деньги безлики, и на них можно купить все: и чужой труд, и ножи разбойников, и всласть поглумится над себе подобными… У нас не так – вместо денег мы используем долговые обязательства и всегда можем отследить, как и на что они были потрачены.