Флаги наших детей
Шрифт:
И потому в настоящий момент отряд «переносчиков» двигался вперед, понятия не имея о том, что их славные следопыты лежат, раскинувшись, с дырами в черепах. Их уже аккуратно, не из уважения, а для того чтобы не шуметь, складировали в стороне от ручья. Можно сказать, очистили сцену. Первый, бесшумный акт трагедии уже случился. Но зрители имелись только с одной стороны. Вероятно, для них из-за однозначной предопределенности сюжета это уже больше напоминало комедию?
9
Паровоз воспоминаний
Из Москвы он оказался один. По крайней мере из коренных жителей. На все «аэромобильное» БВАМКУСВР. Наверное, это не могло являться свидетельством слишком большого ума. Но не будешь же всем и каждому объяснять, что к моменту окончания «суворовки» у
Для учащихся китайцев не требовалось изобретать особую кликуху. Китайцы — они китайцы и есть. Драки на национальной почве случались редко. Еще бы. Когда училище скопом выгонялось на плац, на фоне их бесчисленных раскосых ратей четыре аэророты русских смотрелись блекло — маленьким гордым народом. Да и вообще, любому прибывшему становилось понятно, что именно на китайцах все тут и держится. Все в целом! Само существование Благовещенского высшего. Ясное дело, не на тех облаченных в справную форму абитуриентах, что здесь, а на тех бесчисленных, за Амуром. На их экономике и финансах.
Среди сокурсников ходили разные слухи по поводу того, сколько тысяч новых юаней платит Пекин за каждую офицерскую голову. Все равно никто не ведал точно. Однако образцовому дурню ясно, что без этих юаней местная «кузница офицерских кадров» стала бы далеким преданием, подобно мумии из кремлевского Мавзолея, сгинувшей в смуте 2017-го и до сей поры не найденной. И даже если бы БВАМКУСВР и существовало, то уж аэромобильным оно бы давно перестало быть. Ибо именно за китайскую валюту закупили когда-то десять «черных касаток», которые по сию пору исправно и вовремя получали весь комплекс из тридцати тысяч запчастей с родного московского завода. А вот топливо шло из Китая напрямую. Правда, оно прибывало на баржах, кружным путем, по извилинам амурского русла. Однажды кто-то там, в китайском Люйшуне, а может быть, Харбине, ошибся: прислали топливо не той системы. Ох, кому-то там, в Циндао или Шанхае, влетело, наверное. В том плане, что, как обычно, сняли голову за непроизводительное использование ресурсов. У них там с этим просто. Вот чтобы родить вне очереди, надо быть Героем Народа, а чтобы голову с плеч… Никакой бюрократической волокиты.
Кстати, груз зазря не пропал. Химический анализ показал на его идентичность с огнеметной смесью. Начальство, генерал-лейтенант Полозков, скомандовало, и из опечатанного бункера достали, стерли смазку с давно не используемого арсенала. Ведь с тех пор, как оптовая цена за баррель нефти приобрела тенденцию к непрерывному росту, огнеметание как-то потихоньку-полегоньку начало уходить в предание. Однако теперь кадеты-курсанты из Хун-Хото, Цзиси и прочего порезвились. Даже русским перепало: куда ж девать — целая баржа.
Между прочим, наличие в училище сородичей Конфуция пропитало «аэромобилистов» некой аурой философского видения мира. «Служите спокойно, салаги! — просвещали старшекурсники младших. — В ближайшее время никакой мировой не ожидается. Видите, «желтые» своих по четыре года муштруют? Вот и сидите спокойно. Пока они гонят качество — все на мази. Вот когда они попросят наших преподавателей свернуть всю эту интегрально-теоретическую муть и прикажут выдавать «летёх» в два раза быстрее, вот тогда сушите весла — вот-вот начнут». — «А с
Но русско-китайскую дружбу — крепить и приумножать. Так внушали все полковники-учителя абсолютно всех кафедр. Еще бы, именно на юанях держалось все их благополучие. Кому б они преподавали тригонометрию? Российских курсантов давно обучали не более трех лет. Для покуда менее аэромобильной, чем БВАМКУСВР, армии должно было сойти и так. Зато есть большой плюс психологического свойства. Те, поступившие вместе с тобой китайцы, с которыми ты кушал гречку в одном помещении столько тяжелых будней напролет, обязаны будут отдать тебе честь при встрече первыми. Это очень скрасит расставание со ставшими почти родными стенами «аэромобилки».
10
Твердый грунт
И однажды пришел момент. И если для сидевших в засаде он надвинулся планово — он отмечался в электронном изображении красной линией открытия огня, прямо поверх местности с птичьего полета, то для доселе ничего не ведающих статистов, бредущих в непроглядной темноте ночи, он свалился как снег на голову. То есть именно с такой неожиданностью, как снег падает здесь, в Африке, — раз в десятилетие. И никто не рявкнул команду. Бесшумно высветилась на английском надпись «Огонь!» в глазнице каждого. Прирученный микролазер создал очередную картинку, послав команду прямо в левый зрачок. И тогда правый расширился, совмещая прицел на указанной фигуре. А самый умный палец двинул сквозь перчатку шершавость курка.
И так же бесшумно, как снег, там, среди бредущих во тьме фигур, кто-то упал. Повалился навзничь, без раздирающего душу, крикливого возмущения. Потому как какой может быть крик, если легкие опали, пробуренные насквозь сверхускоренной пулей, выдулись беззвучным мыльным пузырем. Так, слабое сипение, не привлекшее внимания в темени. И даже кто-то споткнулся через корчащееся, хапающее воздух тело. Даже ругнулся — громче, чем оно умирало. И только после третьего-четвертого бесшумного и невидимого залпа дошло понимание случившегося. Пока весьма приблизительное понимание. Потому как шмякнулись на траву выроненные руками особо доверенных, тех, кому предназначались в будущем женщины помоложе и постройней, подсвечивающие траву и дорогу фонари. А может быть, кто-то вскрикнул, пораженный пулей, прошившей вначале впередиидущего товарища, а то и двух. Страшная штука — плазменный разгон! Те, кто стрелял, не читали, а те, кто умирал, не умели, старую книгу о Чингачгуке, когда пули из длинноствольной винтовки Соколиного Глаза продевали подряд по нескольку индейцев. Тогда умели атаковать только в плотных порядках. Сейчас ошибка повторялась, только те, кто уже попал под обстрел, не готовились к атаке — они просто шли. Наверное, теперь кое-кто из них успел додуматься, что они уже дошли до самого конечного пункта. Над головой пелась короткая песня первой падающей мины.
Это была ликующая победная песнь.
И заговорили пулеметы. Нет, совсем не так тихо, как осторожные плазменные новшества до этого.
Там, среди спокойно и деловито бредущих в темноте, невидимых невооруженному глазу негров, волной, точнее, сталкивающимися резонансными гребнями, всколыхнулась паника. Да, они были никакими солдатами. Откуда? Никто их этому не учил, тем более никто не подготовил вот к такому внезапному громящему удару. И кто-то в темноте умирал, недоразорванный миной до конца. Кто-то в той же темноте бессильно ширил вовне ищущие ориентир зрачки. А кто-то, кому особо не повезло, внезапно нашел в этой тьме ярчайший, жахающий последней болью свет. Это играл, тренировал руку Матиас Соранцо. Играл и давал разминку своему «гуманному» оружию, за две микросекунды выжигающему сетчатку на месяц, а за восемь — навсегда. Это была действительно серьезная тренировка, ибо перед каждым выстрелом нужно было сквозь светоумножитель найти цель, смотрящую в нужный ракурс. Но по чести, в первые секунды такое было совсем не трудно, ибо большинство набредших на засаду пялились в сторону невидимых, косящих головы пулеметов. Этих дурней привлекал звук.