Флердоранж – аромат траура
Шрифт:
– Но ведь и в восемнадцатом, и в девятнадцатом веке здесь постоянно что-то перестраивали, меняли, копали. Вносили изменения и в облик дома, и…
– Надо же, – Салтыков, явно не слушая, рассеянно улыбаясь, названивал кому-то по мобильному, – Анечкин телефон до сих пор не отвечает. Да что ты будешь делать? Где же она? Может быть, в метро едет? Там связи нет. Знаешь, Сереженька, а я до сих пор еще ни разу не спустился в Московское метро. А так хочу его увидеть – особенно все эти старые станции в сталинском стиле. Кстати о стилях… Ты видел дом, в котором живет Аня? Он наверняка
– В каком вопросе? – не понял Мещерский.
– Ну, я имею в виду покупку новой квартиры в хорошем благоустроенном районе, – Салтыков прищурился. – Я, естественно, возьму на себя оплату всех расходов. Думаю, Анечка будет довольна.
– Об этом надо с Иваном разговаривать. Они вместе живут, в одной квартире, – Мещерский помолчал. – Но с ним говорить на эту тему я бы тебе не советовал.
– Почему? – Салтыков искренне удивился.
– Иван вряд ли примет от тебя такой щедрый подарок. И сестре не позволит. Ты меня извини, Роман, но я бы на твоем месте вообще бы при нем об этом даже не заикался.
Салтыков вскинул светлые брови, вздохнул, развел руками.
– Да, ты, наверное, прав. Я не подумал. Но поверь, я от чистого сердца, из самых лучших побуждений. У меня есть деньги, и я хотел… Я очень хотел помочь близким мне людям, родственникам, друзьям.
Послышался какой-то шум – рабочие столпились у ревущего насоса, громко, возбужденно переговаривались, тыча руками куда-то вниз, себе под ноги.
– Роман Валерьянович! Идите сюда скорее! Вроде бы есть что-то. На кирпичную кладку смахивает, – крикнул во всю мочь своих прокуренных легких бригадир.
Салтыков быстро направился к ним, Мещерский подошел тоже. Насос теперь работал в траншее, вырытой, по словам бригадира, для того, чтобы тоже отвести лишнюю воду. И вот на дне этой траншеи или ямы среди вязкой коричневой грязи действительно что-то виднелось. Работяги подтянули шланг, струей чистой воды из пруда смыли слой глины, и в открывшейся промоине Мещерский ясно разглядел выщербленные кирпичи. Мгновение – и жидкая грязь снова затянула кладку.
– Черт! – Салтыков спрыгнул в траншею – его ноги в ботинках тонкой кожи сразу же утонули по щиколотку, но он и внимания на это не обратил. За ним спрыгнули бригадир и двое рабочих. Один опустился на колени, руками ощупал через грязь кирпичи, попросил у товарищей лом и начал осторожно простукивать по ним. Звук был гулкий, полый.
– Ну? Что? – нетерпеливо спросил Салтыков. – Пустота? Там пустота, да?
– Да вроде, не пойму. Вроде звук на пустоты указывает. Кладка купольная, вроде это свод потолочный. Но не разобрать так. Грязь душит, – сказал бригадир, сам вооружаясь молотком и простукивая грунт у себя под ногами. – Роман Валерьяныч, откачать бы еще надо!
– Давайте, давайте, ребята, – Салтыков выбрался из ямы, вытер руки. – Только очень осторожно. Я вам уже говорил – под этим фундаментом, возможно, располагается подземный погреб, а может быть, это и остатки старого подземного хода. Включайте насос!
Насос взревел, как раненый слон. Мещерский на секунду совершенно оглох. Но задавать дилетантские вопросы насчет того, почему Салтыков стремится вести раскопки именно здесь, а не где-то еще, после таких объяснений посчитал делом лишним. Он смотрел, как жидкая грязь, смахивающая на густой шоколад, засасывалась внутрь трубы и по трубе же сплавлялась в овраг – в отвал. Труба была похожа на гигантского земляного червя.
– Сейчас очистим все здесь, насколько это возможно, и проверим как следует, – прокричал Салтыков ему в самое ухо. Мещерский едва не спросил: «Металлоискателем?», но вовремя сдержался.
– Чегой-то они там, Роман Валерьяныч? – крикнул вдруг бригадир, стоявший по другую сторону насоса. Он указал в сторону оврага. Двое рабочих, бывших там «на отвале», карабкались по склону вверх, махали руками, кричали, но в грохоте ничего нельзя было понять.
– Подождите. Наверное, там у них что-то засорилось, – Салтыков тоже махнул рукой. – Выключите насос!
От мгновенно воцарившейся над прудом тишины впечатление было странное, если не сказать зловещее – словно кто-то где-то разом повернул ручку и вырубил звук. Совсем. Даже вороны на старых парковых липах не каркали. Мещерского поразили испуганные лица рабочих, их судорожные встревоженные жесты:
– Сюда! Скорее!
– Что там еще случилось? – Салтыков, недовольно морщась и явно досадуя на непредвиденную задержку, быстро зашагал им навстречу. – Ну, что еще за переполох такой?
– Скоба слетела, трубу в сторону повело, вбок, а тут такой напор. Меня с ног сбило, Петровича вон окатило с ног до головы всего…. А меня сбило, упал я, – надрывался один из работяг. – Начал подниматься, руками-то под собой пощупал, а подо мной что-то… Братва!
– Я ничего не понимаю. Вы успокойтесь, пожалуйста, любезный.
– Гляньте, гляньте сами, что там, внизу! Милицию надо вызывать. Ментов!
Эта фраза ударила Мещерского как током. Он вслед за Салтыковым подбежал к краю оврага: неглубокая промоина, заполненная мусором и гнилой листвой. Тут же внушительные кучи отвальной глины.
– Боже… боже мой, – Салтыков резким жестом схватился за горло, попятился.
Из отвальной кучи – Мещерский увидел это собственными глазами – торчали женские ноги в измазанных коричневой глиной полусапожках на высокой тонкой шпильке.
Глава 24УБИЙСТВО ПОД НОМЕРОМ ТРИ
Когда приехала милиция, всем в приказном порядке велели оставаться в доме и не выходить, как говорится, до особых распоряжений. Салтыков, ни на кого не глядя, прошел в кабинет-офис и заперся там. Долорес Дмитриевна уединилась в своей комнате – сидела в кресле у окна, тщетно пытаясь быть в курсе событий.
Валя Журавлев тоже сидел у окна – в холле на широком низком подоконнике, прислоняясь к холодному, усеянному каплями влаги стеклу.
– Что, Валентин, плохи дела? – спросил его Мещерский машинально.