Флэшмен и краснокожие
Шрифт:
Три дня спустя мы двинулись на запад. У меня нет желания отнимать у вас время многословными описаниями путешествия – с ними вы можете ознакомиться у Паркмена или Грегга, если хотите, или из второго тома моего собственного объемистого труда «Дни и странствия солдата». Впрочем, он, по моему мнению, не многого стоит, да и скандал с участием Д’Израэли и леди Кардиган описывается только в томе третьем.
Зато попробую рассказать вам о том, о чем ни слова нет у Паркмена и прочих – это о том, что значило «двинуться на Запад» в «ранние годы». [50] О том, чего мы и сами не осознавали тогда, не то, наверное, никогда бы и не отважились. Гляньте-ка на карту сегодняшней Америки: вот она раскинулась, вся цивилизованная (если не говорить о людях) от моря до моря. Вы можете домчаться на поезде от Нью-Йорка до Фриско, ни разу не выйдя из вагона и не замочив ног. Можете даже последовать моему примеру: выглянуть в окошко своего «пульмана» на перегоне Этчисон-Топека, когда будете пересекать Уолнат-Крик, и постараться разглядеть следы, которые оставил наш фургон пятьдесят лет тому назад. Вы будете проезжать обширные города, возникшие
50
«Ранние годы». Употребление этого термина Флэшменом в предыдущих пакетах вызвало такое количество вопросов читателей, что есть, похоже, смысл посвятить ему отдельный комментарий. Другая литературная аллюзия известна из книги Этельреды Льюис «Торговец Горн», где термин соотносится с 1870-ми годами на Берегу Слоновой Кости. Мой отец употреблял его, говоря об истории поселений в Восточной Африке. Надо полагать, он использовался для обозначения «периода первопроходцев» и являлся частью имперского жаргона, давно вышедшего из моды. Применение этого термина Флэшменом неизменно соотносится с первой половиной XIX века, чаще всего с сороковыми годами. (Комментарии редактора рукописи).
Откройте карту Америки. Нашли Миссисипи? А Канзас-Сити, чуть левее от реки? В сорок девятом году к западу от этого города не было ничего. Да и карты самой не было, коли на то пошло. Сейчас вы можете заявить, что перед пионерами сорок девятого простиралось более двух тысяч миль прерий, лесов, гор и полноводных рек – но нам все это было неизвестно. Да, все были знакомы с положением Скалистых гор и вообще с топографией местности, но посмотрите-ка на земли, которые сейчас занимают северный Техас и Оклахома. В сорок девятом верили, что там находится мощная горная гряда, преграждающая путь на запад, тогда как на деле территория эта плоская, что твоя шляпа. Ходили слухи о несуществующей «Великой американской пустыне». Впрочем, пустыня есть, да еще какая, только дальше к западу – об этом тоже никто не догадывался.
Я сказал, что карты не было, но, безусловно, охотники и старатели исходили те края вдоль и поперек. Это чокнутый ублюдок Фримонт [51] ринулся в отчаянную экспедицию и числился, согласно всем сведениям, среди безнадежно пропавших. Примите в расчет, что не прошло и шестидесяти лет с тех пор, как один сумасшедший шотландец-траппер [52] впервые пересек Северную Америку, и вы поймете: понятие о землях к западу от Мисс’ оставалось весьма расплывчатым.
51
Джон Чарлз Фримонт (Фремонт) (1813–1890) – американский путешественник, военный и государственный деятель. В конце 30-х и 40-е годы XIX в. провел ряд исследовательских экспедиций на малоисследованные земли к западу от Миссисипи. Добытые им сведения сыграли большую роль в освоении Запада. В 1849 году издал «Путеводитель для эмигрирующих в Калифорнию».
52
Несколько высокомерная характеристика одного из столпов освоения Нового Света, сэра Александра Маккензи (1755–1820), первым пересекшего материковые земли Северной Америки в 1793 г. Но заявление Флэшмена о размытости представлений об американском Западе, даже в середине прошлого века, вполне соответствует действительности. Капитан (впоследствии генерал) армии США Р.Б. Мерси, сопровождавший эмигрантов от форта Смит в нижнем течении Арканзаса до Санта-Фе в 1849 г. писал в своем рапорте, что ему были сообщены «совершенно неверные» сведения о предстоящем маршруте. «На лучших из карт, какие мне удалось разыскать», были обозначены горы и пустыня, о которых говорит и Флэшмен. На деле они находились совсем не там, и Мерси пишет, что никогда не видел местности, более подходящей для путешествия на фургонах (cм. рапорт Мерси о поездке Южным маршрутом в т. XIV «Документов сената»: 1-я сессия 31-го Конгресса, 1849–1850.
Также не стоит сильно винить Флэшмена за утверждения, что территория за Миссисипи в целом была плохо изучена. Маршруты Санта-Фе и Орегонский были исхожены вдоль и поперек, трапперы и торговцы со времен Маккензи и Льюиса с Кларком проникали в самые отдаленные уголки континента, американская армия совершала марши к Мексике и Тихому океану по южным дорогам, но для эмигрантов этот край оставался терра инкогнита. У редактора есть две карты, выполненные очень уважаемыми географами в период между 1845 и 1853 гг. – западные территории нанесены на них совершенно неверно. И даже Американский атлас Джонсона и Уорда 1866 г. издания, на взгляд современных картографов, показался бы крайне причудливым документом. При рассмотрении Запада на всех трех этих картах создается ощущение вопиющей необжитости страны, ее огромные пространства размечены только реками, горами и эпизодически встречающимися фортами и поселениями. Но тут нельзя упускать из виду, насколько внезапно возник американский Запад. Мы не погрешим против истины, утверждая, что за пятьдесят лет совершенно дикая территория превратилась в обжитую местность. Вполне вероятно, что кое-кто из пересекавших прерии ребенком во время золотой лихорадки успел дожить до того, чтобы смотреть программу об освоении Запада по телевизору. Но даже это не сравнится с теми печальными чувствами, которые испытывал старина Бронко Чарли Миллер, проезжая мимо заправочных станций и кинотеатров там, где когда-то скакал почтальоном службы «Пони-экспресс». (Комментарии
Взгляните еще раз на карту и сделайте в памяти зарубку, что за Вестпортом не существовало такой вещи, как дорога. Там имелись две так называемые «тропы», представлявшие собой всего лишь проложенную фургонами колею – тропа Санта-Фе и Орегонская. Но оставим дороги, подумайте о реках и проходах. Арканзас, Симаррон, Дель-Норте, Платт, Пикетуайр, Колорадо, Канейдиан – чарующие названия рек; Глориэта, Ратон, Южный Проход – это проходы. Там не было поселений, заслуживающих этого названия. Да, Санта-Фе, если вы до него доберетесь, показался бы вам городом, не спорю, но за ним до Сан-Диего, Фриско и прочих городов западного побережья не было ничего. Лучшее, что можно было рассчитывать найти в этом промежутке, это несколько Богом забытых фортов и торговых постов: Бент, Таос, Ларами, Бриджер, Сент-Врен и еще пара штук. Муки адовы, я проскакал через Денвер, не зная, что там когда-то возникнет город!
О да, тогда это было неизведанным, по крайней мере для нас – миллионы квадратных миль пустоты, которую нелегко было бы пересечь, даже будь она воистину пустой, учитывая тамошние пылевые бури, засухи, наводнения, пожары, горы, снежные лавины по семьдесят футов в высоту, циклоны и прочее. Но пустота вовсе не была необжитой; нельзя сбрасывать со счетов несколько тысяч исконных ее обитателей, называвшихся шайены, кайова, юта, сиу, навахо, пауни, шошоны, черноногие, команчи и апачи. Особенно апачи. Но даже они являлись для нас не более чем звуком, и на Востоке существовало поверье – такое у меня создалось впечатление, – что опасность со стороны индейцев сильно преувеличена.
Как видите, мы отправлялись в путь в блаженном неведении, но прежде чем продолжить, давайте еще раз взглянем на карту, чтобы профессор Флэши закончил свою лекцию. Видите реку Арканзас и Скалистые горы? До сороковых годов прошлого века они фактически образовывали западную и юго-западную границы США. Потом началась война с Мексикой, и американцы прихватили всю ту площадку, которую имеют сегодня. Так что по пути в Калифорнию нам предстояло пересечь земли, три четверти из которых всего несколько месяцев назад были мексиканскими, да и оставались таковыми во всем, за исключением имени. [53] Некоторые называли их Индейской территорией, и отнюдь не привирали, кстати.
53
Краткое резюме Флэшмена в отношении американо-мексиканской войны и пересмотра границ нуждается в небольшом дополнении. До 1845 года западная граница США проходила по рекам Сабин и Ред-ривер, окаймляющим Техас, затем поворачивала строго на север к Арканзасу и, следуя ему, к Скалистым горам. Далее граница шла по Континентальному водоразделу вплоть до рубежа Канады, проходящего по 49-й параллели.
В 1845-м Техас был аннексирован, а в следующем году, в результате соглашения с Англией, Орегон сделался полностью американским. В результате Мексиканской войны (1846–1848 гг.) Мексика вынуждена была уступить США территории к северу от рек Рио-Гранде и Хила. Таким образом, практически установились границы США, существующие и по сей день. Единственное изменение произошло в связи с так называемым Приобретением Гэдсдена в 1853 г., когда Штаты купили участок между Хила и современной границей Мексики. Так что во времена Флэшмена именно Рио-Гранде и Хила обрамляли владения США, если можно назвать их владениями – американские власти только-только начали появляться на уступленных территориях, да и сами границы были окончательно установлены лишь с завершением работы Комиссии по границам в начале 1850-хх гг. Не менее справедливым является замечание Флэшмена, что Нью-Мексико по характеру оставался совершенно мексиканским. (Комментарии редактора рукописи).
Вот что поджидало нас, наивных дурачков, и если вы находите выражение излишне резким, вам стоит понаблюдать за тем, как готовится к отбытию караван Комбера. Мне не в новинку было иметь дело со скотом и конвоями, но поставить на колеса бордель – это нечто особенное. Посетив место его изначальной дислокации, вы даже и не подумали бы, что там столько вещей – увидев гору добра, сваленного на пристани, я не поверил своим глазам. Грузчики с ног сбились, перенося его с парохода на берег.
Начнем с того, что все шлюхи везли с собой туалетные столики, зеркала и шкафы, набитые шелками, сатинами, сорочками, подштанниками, шляпками, чулками, туфельками, подвязками, лентами, бижутерией, косметикой, париками, масками, перчатками и еще бог знает чем. Помимо этого было еще несколько необъятных сундуков, загруженных тем, что Сьюзи называла «снаряжением» – если бы такой сундучок открылся невзначай на людях, не избежать нам расспросов полиции. Просвечивающиеся штанишки и шелковые плетки являлись самыми безобидными в коллекции – там имелись даже красные плюшевые качели и «электрический матрас», так что судите сами.
– Сьюзи, – говорю, – я еще не дозрел, чтобы отвечать за сохранность такого груза. Боже правый, да тут сам Калигула покраснел бы! Видно, в Орлеане тебя посещали довольно причудливые клиенты, а?
– Мы не сможем приобрести все это в Сакраменто, – отвечает она.
– И даже в самом Вавилоне! – заявляю я. – Ты посмотри: два фургона нужно отвести под продукты. Нам нужны мука, чай, сухофрукты, бобы, кукуруза, сахар и прочее для прокормления сорока ртов на протяжении трех месяцев, иначе мы закончим тем, что съедим все атласные рейтузы и корсеты c рюшечками!
Она попросила меня соблюдать приличия, а также погрузить все: не можем же мы-де, открывать заведение, в котором не будет все по высшему разряду. Так что пришлось распихивать по фургонам изящное постельное белье, занавески с фестонами, ковры, кресла, шезлонги, переносные ванны, пианино с подсвечником и ящиком нот. Ах, да, еще четыре канделябра, хрустальные абажуры, курильницы, соли для ванн, духи, нюхательный табак, сигары, сорок ящиков бургундского (я шепнул чокнутой бабе, что вино не выдержит путешествия), картины фривольного содержания в позолоченных рамах, запаянные банки с сыром, рахат-лукум, мыло, помаду и в довершение ко всему коробочку с опием и клетку с попугаем Клеонии. Закончилось тем, что нам пришлось нанять два дополнительных фургона.