Флейта Аарона. Рассказы
Шрифт:
— Почему?
— Сам не знаю толком. Они представляются мне страшным бременем. Кроме того, на свете столько миллионов, биллионов детей. И мы слишком хорошо знаем, какие миллионы и биллионы взрослых людей из них вырастают. Я не хочу прибавлять к этому и своей доли. Это противно моему инстинкту.
Аарон одобрительно засмеялся.
— Тэнни в отчаянии. И знаете, что еще: когда у женщины появляются дети, она начинает думать, что весь мир вертится только для них и для нее, — ни для чего больше. Весь мир движется исключительно ради этих
— Это чертовски верно, — сказал Аарон.
— Дети очень хорошо, поскольку вы принимаете их за то, что они есть: молодые, взрослые существа, вроде котят или щенят, весьма стеснительные, иногда очаровательные. Но пусть меня повесят, если я усмотрю в детях нечто священное, нечто возвышенное. Так-то оно ведь и лучше! Для меня они просто дети, — то надоедливые, то забавные.
— Если только они не ломаются, — сказал Аарон.
— Вот именно! А они так часто ломаются… Это «священное» материнство со своими «священными» детьми набило мне оскомину. Вот почему я рад, что у меня нет детей. Тут Тэнни ничего не может со мной поделать.
— Женщины хотят нами править, а дети — их главное оружие, — почти крикнул Аарон.
— Мужчины должны твердо установить для себя ту истину, что зрелая мужественность выше детства, и заставить женщину признать это, — сказал Лилли. — Но теперешние слюнтяи только и делают, что пресмыкаются перед детскими пеленками и женской юбкой.
— Верно! — сказал Аарон и странно, как будто подозрительно, взглянул на Лилли.
Лилли заметил этот взгляд, но продолжал:
— И стоит нашим современникам увидеть, что вы пытаетесь крепко стоять на своих собственных ногах и идти через жизнь мужественной походкой, среди них не найдется ни одного почтенного отца или любовника, который не счел бы своим долгом сбить вас с ног и задушить детской пеленкой или женской юбкой.
У Лилли дрожали губы, и он говорил с горечью и раздражением.
— Дух мужественности ушел из мира. Мужчина не способен никуда двинуться без того, чтобы в конце концов не поползать смиренно на четвереньках!
— Да, — сказал Аарон, наблюдая за ним острым полунасмешливым взглядом.
— И найдете ли вы двух мужчин, — продолжал Лилли, — которые сошлись бы, не чувствуя себя преступниками, не подличая и не обманывая друг друга? Не найдете. Всегда около них окажется какая-нибудь женщина, перед которой они будут вилять хвостом и ради которой начнут продавать друг друга.
— Да, — сказал Аарон.
Лилли внезапно смолк.
X
Опять война
От неподвижности и уныния добра не будет, — обратился Лилли к Аарону несколько дней спустя. — Человеку необходимо быть в движении.
Аарон посмотрел на него с кривой усмешкой. Оба друга сидели у камина к концу холодного, сырого апрельского дня. Аарон выздоравливал, хотя вид у него был все еще очень осунувшийся.
— Да, — глухо отозвался он. — Я как
— Жалею, что вы ищите в моих словах несуществующие намеки, — ответил ему Лилли. — Я имел в виду совсем другое.
— Куда же вы хотите направить свое движение?
— Довольно далеко. Собираюсь на будущей неделе уплыть на грязноватом грузовом пароходе.
— Куда? — взволнованно перебил его Аарон.
— На Мальту.
— Откуда?
— Из Лондонских доков. Я только что нанялся совершить этот переезд за десять фунтов стерлингов. Отныне я — законтрактованный помощник судового повара!
Аарон взглянул на него с завистливым удивлением.
— Вот не думал, что вы способны на такие похождения! — сказал он. Потом задумчиво затянулся дымом из трубки и спросил:
— Что же хорошего думаете вы найти на Мальте?
— Перемену обстановки. Оттуда я переберусь в Сиракузы и двинусь в Италию.
— Это звучит так, как будто вы миллионер!
— У меня есть тридцать пять фунтов. Это все мое состояние. Но когда будет нужно, деньги откуда-нибудь да найдутся.
— Оказывается, я богаче вас! — сказал Аарон.
— Хорошо вам, — добродушно ответил Лилли.
Он встал, подошел к буфету и достал из него кастрюлю и корзину с картофелем. Затем опять спокойно уселся на свое место и принялся привычными руками чистить картофель. Его невозмутимая деловитость действовала на Аарона раздражающе.
— Не понимаю, что может быть хорошего в путешествии на Мальту! Разве, переменив место, вы внутренне станете другим? Ведь вы будете все тот же, как и здесь.
— Такой же, как здесь?
— Да. Я вижу, что вы упорно боретесь с чем-то в себе. Вы ни одного мгновения не чувствуете себя свободным от душевного напряжения. Вы постоянно недовольны собой. Вы никогда не даете себе покоя.
Лилли молча перемыл очищенный картофель и тщательно вырезал из него глазки. Потом, разрезав каждую картофелину пополам, положил их в другую кастрюлю. Он не ожидал такой критики.
— Возможно, что вы и правы, — сказал он, подумав.
— Какой же тогда смысл отправляться в далекий путь? Ведь вы не переделаете себя этим.
— А может быть, все-таки что-нибудь да переменится.
— Нет. На Мальте ли, в Лондоне ли — вы всегда будете тот же, — с раздражением настойчиво твердил Аарон.
— Вы выносите мне приговор без суда! — пошутил Лилли, не изменяя своему добродушному тону. Вода в кастрюле закипела. Он убавил пламя газовой плиты и опустил в воду горсть соли. — Но вы забываете, что человек — существо сложное. Новые места пробуждают в нем новые свойства и силы. Если бы это было не так, вы и по сей час жили бы дома, со своей семьей.
— Сущность человека не меняется, — возразил Аарон.
— Вы думаете? Что же тогда остается делать человеку?
— Стараться извлечь из жизни как можно больше наслаждений и спокойно ждать ее конца.