Флотоводцы и мореплаватели Екатерины Великой
Шрифт:
Более того, по его мнению, «наступающее осеннее время, кроме опасностей от жестоких ветров, ничего не обещало. Счастливы мы еще, что во все наше плавание не было ни одного крепкого северного ветра; в таком случае суда наши неминуемо бы разбило о льдины или каменные утесы, ибо укрытия никакого нет по всему берегу»[13, с. 83].
Впоследствии Г. А. Сарычев подробно рассказал о многочисленных попытках «Палласа» и «Ясашны» пройти далее на восток от Большого Баранова мыса, где экспедиционные суда встретили тяжелые непроходимые для них льды, и еще раз признал невозможность тогдашнего плавания вдоль побережья Чукотки. «Оставалось нам еще средство, — писал он, — объехать мысы зимою на собаках, но отвергнуто в совете, так как неудобное, потому что нельзя взять с собою для собак корму более как на 200 верст пути. По долгом советовании положено наконец оставить дальнейшие исследования относительно сего предмета до будущего плавания по Восточному
Во время пребывания в районе Колымы и плавания по Восточно–Сибирскому морю Г. А. Сарычев проявил наблюдательность и высказал суждения, которые в дальнейшем были подтверждены многими учеными. Так, касаясь находки костей и даже туш мамонтов на берегах «Ледовитого моря», Г. А. Сарычев отметил одним из первых истинную, на его взгляд, причину их появления в северных районах: «Теперь следует вопрос, требующий решения: каким образом звери сии могли обитать в столь бесплодном и совсем не естественном для них климате, где стужа бывает более 40 градусов. Некоторые думают, что они не водились здесь, а только заведены во времена давно бывших походов из теплых стран на северные народы. Другие утверждают, что мертвые тела сих животных занесены сюда водою, когда был всемирный потоп. Однако сии мнения неосновательны: походы не могли быть чрез столь дальнее расстояние по бесплодным и болотистым местам и чрез высочайшие горные хребты, где не только слоны и подобные им большие звери проходить не могут, но едва пробираются степные и привычные к перенесению всяких трудностей здешние лошади. Потопом также занести сих костей невозможно, для того, что отсюда до теплых мест, где водятся сии животные, будет около 5000 верст, расстояние, которое корабль хорошим ходом при благополучном ветре едва в 30 дней может переплыть. Итак, естественно ли, чтоб мертвые тела хотя б то и во время всеобщего потопа, могли занесены быть в такую отдаленность? Мне кажется, лучше приписать это великой перемене земного шара, нежели упомянутым причинам; и верить, что в сих местах был некогда теплый климат, сродный натуре сих животных»[13, с. 88].
Следует отметить, что во время стоянки у Большого Баранова мыса Сарычев произвел первые археологические раскопки на побережье Сибири, раскопав места стойбищ древних обитателей этих мест — шелаг и найдя предметы их быта. Он писал по этому поводу: «На берегу ручья нашел я обвалившиеся земляные юрты не в дальнем одна от другой расстоянии. Сделаны они были сверх земли и казались круглыми в диаметре сажени три [68] . По разрытии земли в середине нашли кости тюленьи и оленьи, также много черепьев от разбитых глиняных горшков и два каменные треугольные ножа наподобие геометрического сектора — сторона, которая дугою, вострая, другие две — прямые и толстые» [13, с. 83]. Известный историк и археолог академик А. П. Окладников писал по этому поводу: «Раскопки Сарычева представляют собой замечательную страницу в истории мировой археологической науки. Они явились первыми раскопками древних памятников Арктики, предпринятыми с научной целью, и положили начало полярной археологии как науке»[16, с. 134].
68
6,39 м. — Авт.
Опередили свое время и соответствуют современным представлениям выводы, сделанные им о режиме «Ледовитого моря» (российские арктические моря): «Итак, если б через проливы, коими соединяется это море с океанами, не выносило льдов, то оно давно бы наполнилось ими. Отсюда следует, что причину малого или большого количества бываемого на море льду должно приписывать не теплому или холодному лету, а единственно расположению дующих ветров, иногда способствующих выходить льдам в проливы»[13, с. 85].
А отмечая появление у Большого Баранова мыса множества белух, тюленей и даже одного кита, Сарычев усмотрел в этом «неоспоримое доказательство, что Ледовитое море имеет соединение с Восточным или Северным океаном»[13, с. 83].
О большой наблюдательности Гавриила Андреевича и умении делать правильные выводы о природе морей говорит и такой факт. Он писал о возможном существовании большого острова к северу от Чукотки еще в июле 1787 г., на 36 лет раньше, чем такое предположение высказал полярный исследователь Ф. П. Врангель, чьим именем и был назван в 1867 г. вновь открытый там остров.
Сарычев заметил, что у Большого Баранова мыса колебания уровня моря были не более половины фута (15 см), «и то без всякого порядка. Это дает повод заключить, что сие море не из обширных, что к северу должно быть не в дальнем расстоянии матерой земле, и что оно, по видимому, соединяется с Северным океаном посредством узкого пролива. И поэтому здесь не исполняется общий закон натуры, коему подвержены все большие моря [69] .
69
т. е. нет значительных приливов. — Авт.
Мнение о существовании матерой земли на севере подтверждает бывший 22 июня юго–западный ветр, который дул с жестокостию двои сутки. Силою его, конечно бы, должно унести лед далеко к северу, если б что тому не препятствовало. Вместо того на другой день увидели мы все море покрытое льдом. Капитан Шмалев сказывал мне, что он слышал от чукоч о матерой земле, лежащей к северу, не в дальнем расстоянии от Шелагского носа, что она обитаема и что шелагские чукчи зимнею порою в один сутки переезжают туда по льду на оленях»[13, с. 84]. Значит, Сарычев сообщил и сделал достоянием ученого мира сведения о предполагаемом наличии большого острова к северу от Чукотки в своей книге о Северо–Восточной экспедиции, вышедшей из печати в 1802 г., т. е. за 65 лет до фактического открытия этого острова.
Одним из первых обратил внимание Г. А. Сарычев и на возможность использования на севере вечной мерзлоты. Он отметил, что местные казаки во время линьки гусей загоняют на озерах их в «растянутый невод, бьют их палками и без всякого приготовления бросают в ямы, вырытые нарочно в земле. Тут лежат они целый год, нимало не портясь, потому что земля здесь летом не тает глубже полуаршинна [70] , и как скоро яму сверху закроют, то гуси тотчас замерзают.
70
35,5 см. — Авт.
В здешней стороне погребенные мертвые тела без превосходного египетского бальзамирования пребудут вечно нетленными и с тем преимуществом, что не только не потеряют ничего из своей вещественности, но и платье на них сохранится невредимо»[13, с. 81].
После возвращения судов на Колыму Биллингс направился в Якутск вместе с лекарем, секретарем и частью команды. В январе следующего года он прибыл в Иркутск, откуда переслал в Адмиралтейств- коллегию все материалы, собранные во время плавания в Ледовитом море. Остальную часть команды в тяжелом переходе в Якутск возглавил Сарычев. При возвращении из Среднеколымска отряд моряков вновь пересек хребет Черского, причем Сарычев правильно определил, что хребет является водоразделом рек Индигирки и Яны. Далее отряд вышел к р. Яне, а затем перевалил через Верхоянский хребет. Сарычев довольно красноречиво описал неимоверно сложные условия, в каких оказались путешественники. «Столь дальнее расстояние и жестокость наступивших морозов приводили нас в ужас. И действительно, все наше прежнее до сих пор путешествие было ничто в сравнении с тем, что претерпели мы, едучи далее к вершине реки Яны, между гор почти безлесными местами, где пронзительные ветры при жесточайших морозах доводили нас до крайности. Хотя и было на нас теплое тройное оленье платье, но стужа казалась несносною и едва не останавливала движение крови. Полчаса нельзя было просидеть на лошади и почти беспрестанно надлежало согреваться пешеходством. Лица наши так изуродовало морозом, что почти не оставалось места, где бы ни видно было действий его лютости. Наконец, чтоб совсем не отмерзли у нас щеки и носы, придумали мы сделать из байки личины, которые хотя от исходящего изо рта пару леденели и были не очень приятны для лица, однако много помогли нам. В сем странном и смешном наряде походили мы более на пугалищ, нежели на людей»[13, с. 90–91].
Сарычев отметил отлогость северного склона Верхоянского хребта и чрезвычайную крутизну южного склона. «Поднимались на хребет несколько отлогою стороною, но спуск был утесом крутизны чрезвычайной, прямо бы по оному сходить было невозможно, если б не была проложена дорога многими изгибами. Но и тут страх видеть под ногами неизмеримую пропасть принуждал нас спускаться иногда ползком»[13, с 91].
В январе 1788 г. начался новый этап экспедиции. По поручению начальника экспедиции Сарычев организовал в Усть–Майской пристани в устье р. Мая (приток р. Алдан, который является притоком Лены) постройку лодок для перевозки тяжелых грузов, предназначенных для постройки и вооружения экспедиционных судов в Охотске. К устью р. Маи все грузы из Якутска перевезли на телегах, которые тащили запряженные в них быки. А 15 июля он во главе флотилии из 17 лодок, на которых разместилось до 1500 пудов груза (до 24 тонн), отплыл по рекам Мая и затем ее притока Юдома до Юдомского креста, где заканчивался водный путь, и далее грузы перевозились в Охотск по суше. Главную часть груза составляли 20 медных трехфунтовых пушек, якорные лапы и запасы провианта.