Флотоводец
Шрифт:
Незадолго до появления Кузнецова на борту «Красного Кавказа» этот крейсер во время маневрирования помял ударом форштевня корму крейсера «Профинтерн» у кормового орудия. «Красный Кавказ» и себе изрядно повредил «скулу».
Оба крейсера на время стали в ремонт. Начальство на «Красном Кавказе» сменили. Кузнецов появился на крейсере не в лучшее время. Но он был создан для кризисных обстоятельств.
Будущий вице-адмирал Анатолий Николаевич Петров, тогда флагманский специалист бригады крейсеров, вспоминал: «Увидел нового старпома Кузнецова и просто поразился происшедшим переменам. Разработан абсолютно точный распорядок дня, чего не было прежде. С точностью до минуты соблюдается корабельное расписание. Команда в безупречно чистом рабочем платье.
Все, что командиру
Все, по сути, началось с крейсера «Красный Кавказ». В полную меру эту работу Кузнецов развернул, когда стал командиром крейсера «Червона Украина». Потом все вылилось в «Курс боевой подготовки» в масштабе флота. Мы тогда только рожали «БУМС» — Боевой устав Морских Сил. Его разрабатывала академия. А курс боевой подготовки на корабле — его, Кузнецова, инициатива и заслуга. Он, помнится, вроде бы и не работал. Стоим на рейде. Выглянешь — старпом на юте. А всюду все вертится. Это было чудом».
Силой своей личности, обаянием и правдивостью Кузнецов увлекал не только любой коллектив, с которым он работал, но способен был неуловимо преобразовывать это сообщество людей светом и заряжать их созидательной энергией. Он и сегодня способен творить чудеса в наших частях, кораблях и в штабах, если его личность и опыт будут верно и благородно осмыслены нашими флотскими офицерами.
Другой сослуживец Кузнецова, флагманский специалист Н. Смирнов рассказывает о тех годах: «С приходом Кузнецова на крейсер «Красный Кавказ» в нашей бригаде крейсеров вскоре все почувствовали, что работать по-старому уже нельзя и что произойдут большие изменения.
Не прошло и пяти месяцев, как этот корабль стал примером для всего Севастопольского рейда. Что особенно отличало Николая Герасимовича от ряда самых опытных командиров — это глубокое знание организации всех служб корабля, а сам корабль он знал от киля до клотика.
Кузнецов очень тесно был связан со всем экипажем корабля — от рядового краснофлотца до старших офицеров. Особой любовью у него пользовались инициативные, энергичные, любящие свою специальность и морское дело люди,
Всем бросалось в глаза, что краснофлотцы крейсера «Красный Кавказ» были одеты чище и опрятнее всех. Бляхи, пуговицы, обувь не могли не обратить внимание всякого, кто знает толк в морской службе. Еще знали, что если на рейде появилась лучшая шлюпка — по белизне паруса, по окраске, по слаженной работе команды — это с крейсера «Красный Кавказ».
Свидетельства очевидцев и участников событий особенно драгоценны для нас.
За образцовый порядок и высокую боевую подготовку крейсер «Красный Кавказ» первым на Черном море получил право, как награду, носить звезду на трубе. Надо ли говорить, как весь личный состав крейсера гордился этим отличием. В кругу командиров говорили открыто, что это заслуга старпома Кузнецова.
На кораблях у Кузнецова всегда строго поддерживался абсолютный «сухой закон» — ни грамма спиртного.
Вице-адмирал С. Солоухин, старый сослуживец Кузнецова по Испании, вспоминал, как в 40-х гг. приехал Кузнецов с инспекторской проверкой. Солоухин тогда командовал линейным кораблем «Октябрьская революция» («Гангут» царского флота). В кают-компании за обедом Солоухин спрашивает: «Николай Герасимович, разрешите вина подать?» «Нет, — смеется, — с вами рюмку выпьешь, начнете по животу хлопать».
Обладая врожденным тактом, выдающим безошибочно аристократизм натуры Кузнецов с юношеских лет при всем дружелюбии и прямоте, напрочь отвергал фамильярность. Кстати, фамильярность является смертельным врагом любого воинского сообщества, и не только воинского.
Жил старпом Кузнецов на верхней палубе у грот-мачты. Его дверь выходила на площадку для самолета, с которой все было видно и слышно. Любая команда вахтенного командира была под контролем старпома, ни одно событие на корабле не проходило мимо его внимания.
Однажды флагманский инженер-механик Николай Прохватилов, зайдя к старпому Кузнецову, был, как громом поражен увиденным. Старпом
Оказалось, языком он овладел в академии. Там Кузнецов успел получить диплом 3-го разряда как переводчик с немецкого и французского. На пенсии Кузнецов переводил для издательств книги на морскую тему с английского.
Сам Кузнецов писал о службе старшего помощника командира на корабле: «С годами сложилось мнение, что старпом — первый страж порядка на корабле и самый главный организатор. Поэтому обычно на корабле его больше всех побаиваются. Другой офицер может и пройти мимо легкого нарушения, а старпом обязан его заметить. Днем и ночью он держит в своих руках нити многогранной и беспрерывной корабельной жизни. Поэтому старпому реже других офицеров удается увольняться на берег».
В 1933 г. крейсер «Красный Кавказ» в сопровождении двух эсминцев совершил поход в Турцию, Грецию и Италию. Корабли отдавали ответный визит после посещения Севастополя итальянскими подводными лодками. Вскоре, по возвращении из похода, Кузнецов был назначен командиром крейсера «Червона Украина», на котором он в 1926 г. начинал службу на Черноморском флоте.
Кузнецов как командир корабля — исключительное явление в истории всего отечественного флота после Великого Петра.
Кузнецов командовал крейсером «Червона Украина» с ноября 1933 г. по 15 августа 1936 г. Но даже этот, относительно короткий, трехлетний срок, а со службой старпомом и того больше, дает основание считать его лучшим командиром корабля за всю 300-летнюю историю Российского Флота. Он не был в трех кругосветках как Лазарев, Коцебу и другие, не ходил в первые кругосветки как Крузенштерн и Лисянский, не сражался при Наварине, как Нахимов, Корнилов и Истомин, не водил как святой адмирал Ушаков флоты от победы к победе, но даже в сравнении с этими безукоризненными моряками и командирами, и в сопоставлении с лучшими командирами английского и германского флотов, начиная с лорда Горацио Нельсона и сэра Джона Джеллико, и отважного сэра Дэвида Битти и кончая немецким гросс-адмиралом Альфредом фон Тирпицем и героями великой Ютландской битвы дредноутов 1916 г., агрессивными адмиралами Францем фон Хиппером и Рейнхардом фон Шеером. К ним мы можем присовокупить и творца Цусимы, известного своими поучениями адмирала Хэйхатиро Того. Но даже в этой элите мировых флотов Николай Кузнецов выделяется как исключительностью судьбы, так и дарованиями командира-наставника. Наши адмиралы Головин, Нахимов, Лазарев, Беллинсгаузен командовали, опираясь на мощную петровскую традицию, и командовали до Крымской войны моряками исполнительными и православными, для которых офицер был хоть и крутым порой, но Богом данным, барином и отцом-командиром. И даже адмиралы поколения порт-артуровцев, вроде адмиралов Эссена и Колчака, сложились в укладе императорского флота и в среде кадет-дворян.
Кузнецов начал учебу в училище Петрограда под грохот расстрелов моряков Кронштадта, повального голода и репрессий. Он стал на мостик «Червоной Украины» в страшный голодный 1933 г., уносивший тысячами людей. Когда он станет наркомом, почти все его предшественники на постах руководителей флотов и наркомата будут казнены.
В этих жутких обстоятельствах особенно светоносен и мужественен облик Николая Кузнецова. Он был как бы послан с иммунной миссией надежды для всей нации. Но, что особенно поразительно, время Кузнецова с точки зрения флотских идеалов и морского духа было едва ли не самым морским временем на Руси после Петра Великого. Гениальность Кузнецова, как моряка и командира, проявлялась всю жизнь в том, что он тысячи мотивов, обстоятельств, норм и подробностей подчинял всегда высшей цели воина — боевой готовности. И в этом качестве он — единственный моряк после Петра, кто оказал формирующее влияние на флоты, не сходя с командирского мостика крейсера «Червона Украина». Такого не удавалось ни одному морскому офицеру, тем более в тридцать лет.