Фокус-покус
Шрифт:
Меня откомандировали в Кембридж приказом, я должен был держать экзамен на последний курс Физического Факультета Массачусетского Технологического Института. Мне предстояло получить степень Магистра, а затем занять место преподавателя в Уэст-Пойнте, оставаясь военным, солдатом до самой смерти.
Моя семья в полном составе, за исключением Дробинки, поджидала меня в Китайском ресторане, куда я и вошел в парадной форме, при всех регалиях. На макушке у меня волосы были подстрижены ежиком, а затылок и виски выбриты наголо. Народ глазел на меня, как на ярмарочного уродца. Я с тем же успехом мог явиться нагишом, в черном пояске для подвязок.
В
Я почти прошел, как сквозь строй, к столику, когда кто-то сказал комуто у меня за спиной:
— Свят, свят, свят! У нас что, Канун Всех Святых [10] ?
10
Канун Всех Святых — вечер накануне 1 ноября. Дня Всех Святых. В этот вечер по домам ходят ряженые.
Я не отреагировал на это оскорбление, и не дал какому-то студенту— белобилетнику пищу для размышлений, в виде лопнувшей барабаной перепонки или полуперерванной глотки. Я шагал дальше, потому что мне было не до того — у меня были куда более серьезные огорчения. Жена, прихватив детей, переехала из Форта Брэгг в Балтимор, где собиралась учиться на физиотерапевта в Университете Джонса Хопкинса. Ее мать, недавно овдовевшая, переехала жить к ним. Маргарет и Милдред купили дом в Балтиморе за деньги, оставленные моим тестем. Дом был их, а не мой. Я в Балтиморе никого не знал.
Что мне-то было делать в Балтиморе? Получалось, как будто меня убили во Вьетнаме, и Маргарет приходилось самой заново устраивать свою жизнь. Собственным детям я казался выходцем с того света. Они тоже глазели на меня, как будто на мне был только черный поясок для подвязок.
А уж как моя жена и детишки гордились бы мной, если бы я им поведал, что не сумел ответить примерно на четверть вопросов на экзамене по физике для поступления на последний курс МТИ!
Добро пожаловать домой!
Когда я собирался войти в Китайский ресторан, мне навстречу выпорхнули две хорошенькие девчонки. Они тоже с презрением покосились на меня, на мою стрижку, на мою форму. И я им сказал:
— В чем дело? Вы что, в жизни не видели голого мужика в черном пояске для подвязок?
Этот черный поясок все время лез мне в голову, очевидно, потому, что я ужасно скучал по Джеку Паттону. Я остался в живых, а он погиб на войне, и за несколько дней до того, как его подстрелили, как я уже рассказывал, послал мне подарок — порножурнал под названием «Черный поясок».
Так мы и сидели в том ресторане, я допивал свой третий «Сладкий Роб Рой». Маргарет и ее матушка сами все заказывали, как будто я покоился на глубине 6 футов на Арлингтонском Национальном Кладбище. Они хотели устроить обед в семейном стиле. Никто меня не спросил, как я сдал экзамен. Никто не поинтересовался, как себя чувствует человек, вернувшись домой с войны.
Они болтали без умолку о туристских диковинках, которые видели сегодня.
11
«Железнобокие» — полк, который Оливер Кромвель возглавлял во время Гражданской войны в Америке; Поль Ревир в 1775 году проскакал на коне в Лексингтон и дал сигнал о наступлении англичан.
Да, кстати, если уж речь зашла о крышах — в тот самый волшебный вечер я узнал, что у моей жены, матери моих детей, полно предков и близких родственников, у которых крыша поехала, и все с материнской стороны. Для меня это была новость, и для Маргарет — тоже. Нам было известно, что Милдред родилась в Перу, штат Индиана. Но она нам говорила про это Перу только то, что там родился и Кол Портер и что она была рада, когда выбралась оттуда.
Милдред нам сказала, что у нее было несчастливое детство, но это вряд ли можно было счесть хотя бы самым прозрачным намеком на то, что она, а значит, и моя жена и детишки происходили из семейства, про которое в тех местах давно пошла дурная слава — они плодили сумасшедших.
Оказалось, что моя теща встретила старого друга из родного города Перу, что в штате Индиана, во время экскурсии по стоянке полка Железнобоких. А теперь старый друг с женой сидел за соседним столиком. Когда я пошел в уборную, старый друг пошел за мной и рассказал, как трудно приходилось Милдред, когда она кончала школу, ведь у нее и мать, и бабка сидели в психбольнице штата, в Индианаполисе.
— И брат ее матери, в котором она души не чаяла, — продолжал он, стряхивая с конца последние капельки, — тоже свихнулся в ее выпускной год, устроил массу поджогов по всему городу. Я бы на ее месте тоже сбежал в Вайоминг, как ошпаренная кошка.
Как я уже говорил, это была новость,
— Вы будете смеяться, — продолжал он, — но эта штука нападает на них исключительно в пожилом возрасте.
— Я не смеюсь только потому, — сказал я, — что встал сегодня с левой ноги.
Не успел я вернуться и сесть за столик, как юнец, проходивший позади меня, не смог удержаться от искушения потрогать мою стрижку «ежиком». Ну, тут я буквально врезался в потолок! Парень был хлипкий, длинноволосый, на шее у него болтался символ мира. Он был похож на певца Боба Дилана. Может, это и был сам Боб Дилан, только мне на это плевать. Кто бы он там ни был, я так ему врезал, что он сбил с ног официанта с полным подносом.
Китайские деликатесы разлетелись во все стороны!
Столпотворение!
Я выскочил на улицу. Все и вся стали моими врагами. Я вернулся во Вьетнам!
Но передо мной замаячила фигура, смахивавшая на Христа. Одет он был в костюм, и даже при галстуке, но у него была длинная борода, и глаза его излучали любовь и жалость. Казалось, он знает всю мою подноготную, да так оно и было. Это был Сэм Уэйкфилд, вышедший в оставку в чине генерала, примкнувший к Борцам за Мир и ставший Президентом Таркингтоновского колледжа.