Фонтаны рая (сборник)
Шрифт:
Разговор с Мортимером Кейнсом все-таки выбил Дункана из колеи. Несколько дней он в тишине и одиночестве зализывал раны. Обсуждать подобные темы с Джорджем Вашингтоном и послом Фаррелом он не был настроен. Здесь бы очень пригодилась помощь Калинди, но Дункан избегал звонить и ей. Он в большей степени прислушивался к голосу интуиции, нежели к голосу логики, а интуиция предостерегала его против такого шага. Заглядывая в сердце, Дункан с грустью обнаруживал, что по-прежнему желает Калинди и, возможно, даже любит ее. Однако доверия к ней у него не было.
Не помог ему и
Как часто бывает, вопрос разрешился весьма неожиданным образом. Во время очередного сеанса массажа, когда умелые руки Берни Патраса немилосердно терзали его мышцы, заставляя стонать, он вдруг подумал: «А почему бы не спросить у этого эскулапа?»
Он вполне может довериться Берни. За эти дни между Дунканом и массажистом установились вполне дружеские отношения. Оба беззлобно подшучивали друг над другом; в чем-то их взгляды совпадали, в чем-то расходились. Но Дункан ни разу не усомнился в профессионализме Берни. Золотые руки Патраса помогали ему все увереннее передвигаться в условиях земного тяготения. Дункан замечал, как с каждым днем становится сильнее.
Берни, словно губка, впитывал в себя множество историй своих пациентов, в том числе и весьма скандальных. Однако, рассказывая о них, он никогда не называл имен и держался на почтительном расстоянии от журналистов. Берни любил поговорить, но вовсе не был безответственным болтуном, которому ничего нельзя доверить. К тому же он вращался в среде медиков. Дункан чувствовал, что вполне может рассчитывать на помощь массажиста.
— Берни, у меня к вам одна просьба, — начал Дункан.
— Рад вам услужить, наш дорогой титанский гость. Кого желаете? Парней? Девушек? Или тех и других? В каком количестве? Да, не забудьте назвать желаемую комплекцию и темперамент. Все будет в точности учтено.
— Я не шучу, Берни. Вопрос серьезный. Вы ведь знаете, что я — клон?
— Да.
Дункан так и думал. Подобные сведения не принадлежали к числу тщательно охраняемых секретов.
— О-о-ой! Пожалейте мою спину!.. Вы слышали о Мортимере Кейнсе?
— Конечно. Знаменитый генетический хирург.
— Так вот: я — творение Кейнса. Он создал меня тридцать лет назад. На днях я ему позвонил… хотелось просто поговорить. Знаете, он как-то очень странно вел себя. Я бы даже сказал — грубо.
— Вы случайно не обращались к нему «доктор»? Хирурги терпеть не могут это слово.
— Сейчас не помню. Возможно, и обращался. Я же не знаю ваших терранских тонкостей. В общем-то, его грубость не была направлена на меня. Он пытался мне объяснить, что клонирование — недостойное занятие и что теперь он против такого способа размножения. Впору было извиняться перед ним за свое существование!
— Вполне понимаю ваши чувства, Дункан. Теперь вы жаждете мести и изыскиваете изощренный
— Прежде чем пойти на такую крайность, я бы просил разузнать у ваших коллег-медиков вот что. Меня удивляет, почему сэр Мортимер резко изменил взгляды на клонирование. Ведь должна же быть какая-то причина.
— Ну, эту просьбу мне выполнить легче, хотя и на нее может уйти несколько дней. Так что наберитесь терпения.
Берни недооценил свои способности. На следующее же утро он позвонил Дункану.
— Все оказалось куда проще, чем я думал. История очень известная. Ее многие помнят. Включите вашу консоль на запись. Я вам сейчас перекину статьи из «Уорлд тайме».
Пятнадцать лет назад эту трагикомедию смаковали все крупные терранские средства массовой информации. Несколько месяцев они следили за развитием событий. Потом история начала забываться, но ее отзвуки еще долго сотрясали бумажные и электронные страницы газет и появлялись в выпусках новостей. Что касается причины — она оказалась столь же древней, как история человечества; менялись только внешние формы. Пробежав глазами всего несколько абзацев, Дункан получил довольно целостную картину.
У одного блестящего, но стареющего хирурга был молодой и не менее блестящий ученик, которому со временем предстояло занять место своего учителя. Вместе они проходили через триумфы и невзгоды и настолько сблизились, что мир привык воспринимать их как одно целое.
А потом между ними начались разногласия из-за методов, разработанных учеником. Тот утверждал: раз весь процесс клонирования протекает под контролем, незачем ждать пресловутые девять месяцев между зачатием и рождением. Если принять необходимые меры для охраны здоровья суррогатной матери, носящей в себе оплодотворенную яйцеклетку, срок беременности вполне можно сократить до двух-трех месяцев.
Естественно, такое заявление сразу же привлекло широчайшее внимание и вызвало не менее широкий резонанс. Заговорили, хотя и в шутку, о «мгновенном клонировании». Мортимер Кейнс в обсуждении теорий своих коллег не участвовал, однако яростно возражал против новых методов. Со свойственным ему консерватизмом, который многим казался совершенно неуместным, престарелый хирург заявлял: у Природы имелись веские основания положить между зачатием и родами отрезок в девять месяцев, и человечество не имеет права нарушать этот вечный закон.
Учитывая вред, который клонирование наносило нормальному процессу размножения, позиция Кейнса вызывала недоумение, о чем сразу же поспешили заявить его оппоненты. Однако их критика лишь сделала сэра Мортимера еще упрямее. Читая между строк, Дункан понял: почтенным хирургом двигало вовсе не желание встать на защиту незыблемости природных законов. За его возражениями скрывалось что-то еще. По каким-то неведомым причинам, о которых мир вряд ли когда-нибудь узнает, Кейнс вдруг начал испытывать угрызения совести. В действительности он возражал не против сокращения сроков, а против самого клонирования.